К несчастью, мы не имеем сведений о городищах Курской губернии. Известно только, что на реке Ворскле существует городище Хотьмыжское[327], которое могло служить соединительным звеном окраинных линий с внутренними – Ворсклянской и Локнинско-Псиольской. Если читатель припомнит теперь связь всех изложенных нами данных, обратит внимание, что в Московский период нашей истории делались разъезды, строились городки, были крепости лесные и болотные[328], то едва ли возможно (просто даже невозможно) отрицать, что и в домонгольский период делалось то же, ибо одинаковые обстоятельства жизни производят на свет и те же самые следствия: население стояло в обоих периодах в одних и тех же условиях – были половцы, явились татары. Возражение, что летопись не говорит нам о каких-либо других городах в данной местности, кроме Донца, не имеет силы: мы говорили раньше[329] и снова повторяем, что она не интересуется весьма многим, или, говоря иначе, интересуется весьма немногим. Напротив, иногда случайно сообщаемые ею факты имеют громадное значение. К числу таких относится, например, существование города Донца, о чем мы говорили выше. Имеется еще одно такого же рода летописное указание, получающее в соединении со всем прежним большую силу. Насколько нам известно, до сих пор на него мало обращали внимания. Вот что рассказывает нам летопись под 1174 г.: «Того же лета, на Петров день, Игорь Святославичь сововупив полкы свои, и еха в поле за Ворскол, и стрете половце, иже ту ловять языка; изъима е, и поведа ему колодник, оже Кобяк и Концак шле к Переяславлю. Игорь же слышав то поеха противу половцем, и перееха Вроскол у Лтавы к Переяславлю, и узьрешася с полкы половецькыми»…[330] По этому известию Игорь Святославич случайно наткнулся на половцев, которые ловили языка, на пространстве между Ворсклом и Коломаком.

Мы говорим так потому, что после расспросов половецкого пленника он тотчас же переправляется через Ворсклу у Лтавы, теперешней Полтавы[331], а для сего ему необходимо было подойти к реке Коломаку. Посмотрим теперь, как объясняет это сообщение господин Беляев. «Это известие, – говорит он, – кроме Серебряного, упоминает еще о Лтаве на Ворскле, следовательно указывает, что Переяславльские владения на юго-восток выдвигались не только за Сулу, но даже и за Ворсклу, ибо за Ворсклою Игорь встретил половцов, которые ловили там языка, т. е. искали тамошних жителей, чтобы узнать от них нужные для себя вести или употребить их проводниками; а отсюда мы видим, что на Ворскле еще не жили половцы, иначе бы им не за чем было ловить здесь языка»…[332]

Нам кажется, что Игорь шел из своих Северских владений и раз уже переправился через Ворсклу, которая, как мы видели раньше, имеет направление с северо-востока на юго-запад и только, приблизительно около Скельского городища поворачивает на юг, так что была на пути северских князей в степи. Сейчас за ней им приходилось переправляться за Мерл. Тут-то, точнее определяя местность, между этими двумя реками, и наткнулся Игорь на половцев, а потом уже, в силу собранных сведений, двинулся южнее и повернул на запад к Лтаве. Что северские князья ходили в степи, держась этого южного направления, видно из известия летописи под 1183 г., когда Игорь, собравши Северских князей, пошел в степи, «да яко бысть за Мерлом и сретеся с половци»…[333] Стало быть он шел по тому же пути, что и в 1174 г. Следовательно, те, кто должен был служить языком для половцев в 1174 г., жили где-то между Ворсклой и Мерлом. Область между течением последних не относилась уже к переяславским владениям. Может быть, в то время, когда Курское княжение причислялось к Переяславлю, и эта полоса земли терпела ту же участь, но со второй четверти XII в., когда Курск с Посемьем отошел во власть Северских князей, вместе с ним отошла и вирско-локнянская линия, должна была отойти и вся местность прямо на юг, тот приблизительно четырехугольник, который заключается с востока Донцом, а с юга Можем и Коломаком. Что эту боевую, как мы выразились, область северские князья считали порученною их защите, видно из их походов за Мерл. По нашему мнению, переяславские владения крайним своим пределом на восток имели Лтаву, т. е. Ворскла служила им границей, начиная с поворота на юг. Все к востоку, течения Псла, Ворсклы, Мерла, состояло в распоряжении князей северских.

Спешим сказать, что признаем эту местность не действительной областью Северского княжества: эта область была боевая и только находилась в ведении северских князей. Те, кого старались поймать половцы, составляли пограничную стражу, расположенную по городкам. Как и после, в период татарский, на их обязанности лежало делать разъезды, наблюдать за движением в степи. Весьма возможно, и даже необходимо, что в этих укрепленных пунктах жило и мирное население, занимавшееся различными промыслами. Нам кажется, что в пустыне языка ловить нельзя. Собственно, защита Северской территории выпала на долю населения Курского удела. Эта постоянная готовность отразить врага, постоянное стояние на страже родной земли с оружием в руках выработали из курян хороших воинов. Припомним слова Всеволода Курского, сказанные им Игорю Святославичу, о воинственности и боевой готовности курского населения. Мы приведем вторую половину этой характеристики, имеющую значение и в нашем вопросе. «Пути им ведоми, яругы им знаемы, луци у них напряжени, тули отворены, сабли изъострены; сами скачють, аки серии влеци в поле, ищучи себе чти, а князю славы»[334]. Сказано это в 1185 г., но знание степных путей, всех степных оврагов может быть приобретено только долгой сторожевой службой, долгим «рысканием в поле». «В этих чертах нельзя не узнать привычного к тревогам и опасностям порубежника, угрожаемого нападением от врагов хищных и коварных. Если порубежник вынужден был строить свой дом так, чтобы он служил в случае опасности надежным убежищем и защитой от неприятеля, если выезжая в поле или в лес, он должен был вооружаться и производить работы с соблюдением предосторожностей, – то само собой разумеется, он зорко присматривался к каждому предмету, чутко вслушивался в каждый звук, заучал до последних мелочей все особенности каждого холмика, каждой рытвины, и таким образом, ему становились все пути ведоми, а яруги знаеми, и привыкал он держать всегда наготове заостренную саблю и натянутый лук»[335].