хотел тебе сказать… если тебе что-то нужно – я всегда готов… и рад тебе помочь. В любое время дня и ночи – обращайся. Если нужны будут деньги, или просто помощь какая-то, или поговорить захочется – я к твоим услугам.

Она мягко улыбнулась и легонько коснулась своими прохладными пальцами моего плеча. Я вздрогнул.

– Спасибо, – сказала она, – но, думаю, я как-нибудь сама справлюсь.

Я не смог больше ничего сказать, и только вымученно улыбнулся ей в ответ. Она повернулась и пошла к столику, я заперся в кабинке и прислонился спиной к двери, переводя дыхание. Все-таки я смог хоть что-то сказать, подумал я. Моя кожа еще сохранила ощущение ее прикосновения.

Конечно, она не будет мне звонить. Она сама справится. Или ей поможет Сандер. Конечно, я тут не нужен. И мои деньги ей никак не помогут – она обречена. Но… а вдруг? Вдруг среди ночи раздастся звонок, и она заплаканным голосом скажет: «Ты можешь приехать прямо сейчас? Ты нужен мне».

Я представил, как я вскакиваю с кровати, нацепляю на себя что попало, кубарем скатываюсь с лестницы и лечу по безымянным московским улицам, выжимая из мотора своей машины все до последней лошадиной силы. Приезжаю к ней, она в слезах, я ее успокаиваю, обнимаю ее худые плечи, глажу блестящие волосы, а она все плачет и плачет, и никак не может остановиться… и так мы и сидим, обнявшись, всю ночь, она плачет, а я ее успокаиваю, и стены между нами больше нет, она – вокруг нас…

Но этого не произойдет. Она справится. В крайнем случае, поможет Сандер.

А мне тут больше не место.

* * *

В тот вечер я твердо решил, что мне пора домой. Сил оставаться в этом городе у меня больше не было.

* * *

На следующее утро я быстро собрал вещи, написал Сандеру записку, что уезжаю, побросал сумки в багажник, протер пыльное лобовое стекло «дворниками» и поехал в сторону юга. Дорога предстояла долгая, но я об этом не думал совершенно. Я чувствовал, что эта дорога мне просто необходима. Я должен был ощутить движение, у которого есть конечная цель. Я должен был действовать. Сделать что-то сам. Пусть это будет просто путь домой, я должен проехать его самостоятельно, без помощи пилотов и стюардесс. «Лексус», кажется, был со мной согласен.

До моего города было около полутора тысяч километров по трассе. Я понятия не имел, куда и как нужно ехать. Более того, раньше мне ни разу не доводилось ездить в такие длинные путешествия на машине. Сейчас, конечно, я был бы более осмотрителен: купил бы карту, поспрашивал знакомых, как лучше ехать, разработал маршрут. Но тогда мне было не того. Надпись «ДОМОЙ!» мигала неоновой вывеской перед моим мысленным взором, заставляя бросить все как есть, и сбежать туда, где тихо и спокойно, где жизнь течет своим привычным чередом.

Иногда я думаю, могло ли что-нибудь измениться, если бы я решил тогда не убегать от жизни, прячась в своей укромной норке, а остаться здесь, в Москве. Остаться с Мариной. Пусть она сама при этом оставалась бы девушкой Сандера – мне это было уже неважно. Я все равно мог бы с ней встречаться. Просто видеть ее, слышать ее голос, улыбаться ей. Жить рядом, помогать ей, поддерживать в ней искру жизни. Может быть, это бы и не изменило ничего, а может, по крайней мере один из двух важных для меня людей остался бы в живых. Но я сделал тогда иной выбор. И этот мой выбор потянул за собой необратимые последствия. Тогда я попросту струсил. Каждый раз, когда я вспоминаю эти события, я думаю: а могло ли что-нибудь получиться иначе? Или так уж было суждено? Но отвечать на этот вопрос некому, кроме меня самого. А я все никак не могу определиться с ответом…

Часть вторая. Любовь

XIV

Родной город будто застыл в вечности. Казалось, ничего ровным счетом не изменилось за те полтора месяца, что я провел за его пределами. Несмотря на уходящее лето, было все так же жарко и душно; ветер вяло шевелил поникшие, разморенные жарой листья тополей; сонные улицы были пустынны и безлюдны. Солнце, как жестокий надзиратель, замерло в слепящей белизне неба, лишь ночью – строго по графику – опускаясь за горизонт на заслуженный отдых. Один день плавно перетекал в другой, а вокруг ничего словно и не собиралось меняться.

Я так и не решил, что делать с остальными деньгами. С пластиковой карточки я снял почти все, оставив пару тысяч на всякий пожарный. В рублях получилась весьма круглая сумма – и весьма увесистая куча: пятьсот тридцать шесть зеленых листочков. Я свалил все деньги в нижний ящик прикроватной тумбочки. Когда собирался куда-нибудь выйти, не глядя черпал оттуда пригоршню жестких бумажек, как экскаватор зачерпывает своим ковшом горку земли, и запихивал их в карман или в маленькую сумочку для cd-плеера, которую носил через плечо. Деньги совершенно потеряли для меня всякий смысл и всякую ценность. Это был просто материал, такой же, как для экскаватора земля, которую надо разгрести. Просто зеленые бумажки с цифрой 1 и тремя нулями. Я тратил их, не задумываясь, мне даже не приходило в голову в чем-то себе отказывать, часто даже забывал получить сдачу. А куча в нижнем ящике тумбочки и не думала таять.

Я все ждал, когда же наконец моя жизнь станет похожа на ту сказочную картинку, которой изображают жизнь миллионеров в музыкальных клипах, кинофильмах и рекламных роликах. Да-да, тех самых, в которых миллионеры всегда в окружении шикарных фотомоделей и таких же, как они сами, богатых друзей; они выглядят так, как будто получили от жизни все и этим довольны. Я все ждал и ждал, а чудо так и не наступало. Это было странно и до боли обидно. Наверное, похожее чувство испытывает ребенок, когда понимает, что настоящего Деда Мороза не существует, а подарки под елку кладут его родители. И тогда я подумал, что для того, чтоб сказку сделать былью, нужно приложить некоторые усилия. Да, пусть это не будет так красиво, как в гламурных журналах, но я должен хоть как-то – как умею – начать окружать себя сам теми людьми, коих хочу вокруг себя видеть. Оставалась одна проблема – где их искать, этих людей…

Дни текли и текли мутной бесцветной жижей. Я покупал себе dvd десятками, чтобы