какого-нибудь злодея. Леха Ленку на дух не выносит. Считает ее стервой. Мне вообще всегда казалось, что Симонов только из уважения ко мне терпел, если девчонка находилась в нашей компании. А тут вдруг они вместе оказались на московской улице. Нет. Нереально.

И я бы, наверное, очень скоро выкинул этот случай из головы по причине абсурдности.

Во-первых, если рассудить здраво, не уверен, что действительно видел Ленку и Симонова. Автобус, как раз, набирал скорость. Поэтому однозначно утверждать не могу. Да, вроде бы показалось, что у дороги стояли мой друг и моя девушка. Ключевое слово — «показалось». Погода, к тому же, выдалась по-настоящему, зимняя. Шел снег. Смеркалось. Мало ли. Мог действительно перепутать.

Во-вторых, по всем законам логики, ни Лехе, ни Ленке делать тут ничего. Вернее, Ленка — в принципе, с натяжкой, может быть. Она ведь тоже строила планы насчёт Москвы. Там все, конечно, было размыто, без конкретных сроков. Да и я, по идее, знал бы об этом. Если вдруг она бы приехала в столицу. Несмотря на расстояние, мы все равно поддерживали определенную связь.

За прошедший месяц от Ленки пришло два письма. Первое — полное нежности, грусти и эмоций. Я был очень тронут, когда читал его. Особенно, учитывая, что даже в ранней юности писем от девочек не получал. Сраных «валентинок» никогда не было.

Она писала, что скучает, что ей сильно не хватает наших встреч. В общем, вся вот эта, свойственная девочкам, романтическая чушь. Ленка, в силу своего далеко не сильно покладистого характера, когда мы были рядом, волю чувствам не давала. Были всякие приятности, вроде, объятий, ласковых слов и признаний. Но очень сдержано. Теперь же, наверное из-за разлуки, ее словно прорвало.

Однако, надо признать, я тоже скучал по этой девчонке. Особенно первое время.

Но, справедливости ради, я тогда даже по Алеше скучал и по отцу. Серьезно. Мне не хватало дома. Странное дело. Не пацан ведь. И уж к самостоятельности точно приучен.

Скорее всего, в прошлой жизни у меня не имелось связи с семьёй. Вообще. Наоборот, я всячески себя дистанцировал. Есть где-то они. Далекие и чужие. Есть я. Наши дороги, как две параллельных прямых, не должны пересечься.

Теперь же все было иначе. За недолгое время, проведённое среди близких в роли Славика, что-то изменилось. Мое отношение к ним. Мое отношение к дому. Но главное — мое отношение к отцу. Я не стал вдруг думать о бате принципиально иначе. Все-таки, биография у него специфическая, поведение долгие годы тоже было определённым. Волщебства не произошло. Ясное дело, я не занимаюсь самообманом. Типа, злой рок заставил отца встать на путь грабежей и разбоя. Конечно, нет. Всегда есть выбор. У него он тоже был. Батя выбрал блатную романтику. Осознано. Это есть и никуда не делось. Но все равно негатив исчез.

Да, он далек от звания «отец года». Это, мягко говоря. И может даже, как человек, он — полное дерьмо. Но тем не менее, два факта были для меня мощнейшими показателями того, насколько плохо раньше я его знал. В первую очередь, конечно, поведение в ситуации, когда Славику была нужна помощь. Ну, а потом, поведение в ситуации, когда Алёша оказался малолетним крысенышем. Отец даже в этом случае подумал о младшем сыне, о том, как будет лучше для него. Не стал давить, трясти за шиворот или что-то подобное. Вот, наверное, на фоне всех этих событий, мне, прежнему, непривычных и крайне удивительных, появилась такая же непривычная тоска по близким.

Правда, тоска эта буквально через неделю отошла на задний план. Слишком насыщенная началась жизнь.

И потом…Я никогда не был кем-то значимым среди ровесников. В школе одноклассники меня тихо ненавидели. Я знал это наверняка. Они, в принципе, своего отношения не скрывали. Бить, конечно, не били. Я бы уж точно не стал молча терпеть нечто подобное. Помчался бы стучать всем, кому можно. А вот игнор — перепало этого в полной мере. Отношение, как к пустому месту — сколько угодно.

Ненавидели не за то, что учился лучше всех. А за то, что при этом никому не помогал. Элементарно, даже списывать не давал. У меня просто была своя жизненная философия на тот момент. Искренне верил, все должно быть честно. В том числе и учеба. Хочешь получить хорошую оценку, иди, учи. Заработай ее. Я же учу. Трудом добиваюсь отличных результатов. Какие могут быть вопросы или претензии.

Друзей, естественно, при таком подходе у меня не имелось. Даже товарищей не было.

В институте ситуация сложилась аналогичная. Тем более, я на фоне многих выглядел более, чем скромно. Приехал из провинции. Родители не помогали. Денег не давали. Приходилось крутиться самому, чтоб элементарно покупать пожрать и хоть какие-то вещи. Жил в общаге. Какие на хрен друзья в такой ситуации? Некогда было дружить. А в общежитии меня вообще считали чуть ли не врагом народа. Потому что я никогда не делился едой. С хера? Мне вообше не просто приходилось ее добывать. Хватался за любую возможность заработать. Мыл, грузил, таскал. Писал курсовые. Чуть позже ухитрился устроиться в одну фирму стажёром. Потом стало легче. Мне. Что там у остальных, мало волновало.

К остальным я один хрен относился все так же похерестически. Хотите жрать? Идите, заработайте сами. Общажный коллективизм и стремление к халяве никогда не считал той чудесной романтикой студенческой жизни, о которой потом многие вспоминают на встречах однокурсников. Хамством, да. Хамством считал. Естественно, окружающие отвечали мне тем же негативом, который им демонстрировал я.

Ну и во взрослой жизни меня ненавидели ничуть не меньше. Потому что, чем выше поднимался, тем больше требовал с окружающих. Но при этом не считал, будто кому-то чем-то обязан сам.

Теперь же ситуация изменилась. Я стал звездой общаги и школы. Не могу сказать, что звездой команды, но где-то около того. Паша Буре ушел в молодёжку только недавно, в прошлом году. Раньше, чем должен. Ему исполнилось пятнадцать, когда его забрали в профессионалы. Сам Тихонов лично позвал. Пацаны так рассказывали. Главный тренер пригласил Буре из расчёта, что талантливый пацан перейдёт потом во взрослую команду. Память о нем еще витала среди моих товарищей. Но я двигался уверенно вперед. И точно знал, скоро, очень скоро говорить будут о Славике Белове. Может, даже гораздо больше говорить, чем о Паше Буре.

Поэтому на первое Ленкино письмо я добросовестно ответил. Написал, что тоже скучаю. Вспоминаю. Не хватает. Короче, то же самое, что писала она, но от