Кто? Полковник Юмашева из Санкт-Петербурга. Соединяете? Товарищ генерал? Полковник Юмашева. Зачем звоню? Нашли свидетельницу по убийству Кучинского. Уже повезли к экспертам, составлять фоторобот. Два фоторобота, — ее голос слегка заплетался от волнения, горло сдавило от напряжения, и она схватилась рукой за стол, чтобы удержать равновесие.

— Рано праздновать Пасху, еще Масленица не началась! — неожиданно гневно рявкнула трубка, и тут же запиликали тревожные гудки, что означало одно, генерал Николаев в ярости бросил трубку.

Юмашева похлопала глазами, округляя их, щуря, закрывая, затем набрала воздух в легкие и долго удерживала его в себе, отсчитывая секунды. После ста сорока она шумно выдохнула воздух и дрожащими пальцами набрала еще один стационарный номер.

— Принцесса моя ненаглядная, — услышала она в трубке, — как я ждал твоего звонка. Где ты пропадаешь? Немедленно хочу тебя увидеть, немедленно!

— Откуда ты знаешь, что звоню я, а не кто-то другой? Или другая, — нерешительно произнесла она.

— Кроме тебя, никто не знает этот номер, — категорическим тоном заявил Андрей.

— Может, кто по ошибке позвонил. Может, местные красавицы вычислили тебя, — размышляла вслух Гюзель, не замечая, что тоска, засевшая в левой стороне груди медленно исчезает, не оставляя в сердце места дурным предчувствиям.

— Ты будешь перечислять всех, кто может по ошибке набрать номер гостиничного номера? Немедленно приезжай! Сейчас я умру без тебя. Ты найдешь в номере хладный труп, окоченевший, так и не дождавшийся своей любимой.

— Прекрати! Прекрати так шутить! — крикнула Гюзель и зажала рот рукой. «Совсем, как генерал Николаев, — подумала она, — сейчас начну телефонными трубками швыряться».

— Если сейчас не приедешь, я умру! — пригрозил Андрей. Он произнес слова таким серьезным тоном, что Гюзель решила, что он и впрямь умрет, если она тотчас же не появится перед ним.

— Сейчас все брошу и приеду, — буркнула она в трубку и бросила ее на рычаг, мысленно ругая себя за опрометчивые слова.

«Ну, зачем, зачем я пообещала ему, что приеду? Зачем? Мне и так трудно, к чему эти лишние хлопоты? Нервы? Волнения? Сердечные боли? Да пропади все пропадом!»

* * *

Незаметно прошмыгнув мимо дежурного, она села в бежевые «жигули» и вырулила на Стремянную. «Неужели, никто не заметил, что начальница покинула свой пост без предупреждения? И в прошлый раз пришлось сбежать тайком. На любовное свидание улизнула из отдела на такси. Машину оставила во дворе, чтобы не привлекать внимания сотрудников. Получилась целая история, из которой до сих пор еще не выбралась, как из трясины. Даже собственные ошибки пользы не приносят. Ничему не учат, — упрекнула она себя. — Ладно, постараюсь быстрее вернуться, за полчаса моего отсутствия ничего в отделе не случится». Неожиданно она успокоилась и больше не вспоминала о работе. Гюзель мечтала о том, как встретит ее Андрей, как он подхватит ее на руки, закружит по комнате, прижмется лицом к груди, к животу, и от него будет исходить жаркое тепло, согревающее тело и иссушенную душу. «За эти полчаса можно прожить целую жизнь, не сравнимую ни с чем, побывать в волшебных странах, погулять по Зазеркалью, вдоволь упиться неповторимыми стихами, крепко прижаться к надежному мужскому плечу. А почему у Андрея самое надежное плечо в этом мире? Откуда уверенность в его порядочности и любви?»

«От него исходит мужская сила и у меня появляется чувство защищенности, — ответила она сама себе, — он не продаст, не предаст, не разлюбит, и потом, зачем ему предавать меня? Ведь нас не связывают общие интересы. Мы не можем перейти дорогу друг другу. Не заинтересованы в этом…»

«В любви бывают только общие пути-дороги, — шепнул внутренний голос, — и перейти их может каждый. И он, и ты. И предать друг друга вы можете незаметно для самих себя. — Внутренний голос притих, будто высказал сокровенные мысли и притаился до поры до времени. — Положим, мне предавать Андрея совершенно незачем. Не женское это занятие. А что будет делать он? Поглядим-посмотрим. Будут проблемы, будем решать», — с такими боевыми мыслями Гюзель просочилась мимо охранников гостиницы, словно боялась, что они узнают ее и отправят обратно на службу, дескать, что вы тут делаете, товарищ полковник, в рабочее время в праздной гостинице среди праздных посетителей?

— Ты заставила меня страдать! — Андрей подхватил ее на руки и закружил по комнате, словно она была невесомой.

— Андрей, ты уронишь меня, я боюсь, отпусти! — взмолилась она, приходя в ужас от одной только мысли, что может случайно удариться обо что-нибудь. И какая из этого может получиться история! В Главке узнают. Скандал. Так и ославиться можно.

— Не отпущу. Заберу с собой в Москву. Будешь сидеть в моем офисе. Постоянно, никуда не отлучаясь, — шептал он, зарываясь лицом в ее грудь.

— А-а, знаем мы эти песни, — тихо засмеялась она, — хочешь сделать из меня карманную женщину. Отпусти сейчас же! — потребовала она. Андрей осторожно опустил ее на кровать.

И время остановилось. Оно стало плотным, осязаемым, словно вместо исчезнувшей реальности появилась новая субстанция, вязкая, густая, душистая, наполненная терпкой страстью. Гюзель задыхалась. Ей казалось, вместо воздуха она напитывает свои легкие новой субстанцией, и это странное вещество входит в кровь, лимфу, полностью поглощая собой ее душу и организм. «Как на другой планете, где дышать нечем, кислород отсутствует, но я дышу, дышу, но чем-то другим. Нет-нет, не воздухом. Это что-то другое, может, это и есть любовь? Та самая любовь, о которой так много пишут и говорят, но редко кто ее познает».

— Ты счастлива? — спросил Андрей, подлезая ей под мышку. Он обхватил ее руку и прижал к своему сердцу, чтобы она ощутила биение его сердца.

— Счастлива. А ты? Мне нужно уезжать. Извини, — она отбросила его руку и, прижимая к себе охапку одежды, умчалась в ванную комнату. «Как утка, — подумала она, шумно плескаясь в холодной воде, — плаваю в проруби и совсем не ощущаю льда. Горячую воду нельзя пускать, тогда навсегда останусь в этой гостинице, у надежного мужского плеча, до последних дней, до последнего дыхания. Нельзя. Меня ждут дела и заботы. К тому же открытие новой субстанции ни о чем не говорит. Ведь это не любовь. Это — страсть, самая настоящая страсть, ничем не прикрытая, оголенная до бесстыдства, пылающая, стремящаяся спалить вокруг все живое. Как бы она тебя дотла не спалила, эта новая субстанция, ведь до сих пор ты не знала, что такое — страсть, и пока еще толком не знаешь, чем заканчиваются безумные походы по неведомым странам и планетам».

— Андрей, чем ты занимаешься днем? Неужели, сидишь в номере и ждешь моего звонка? — крикнула она, стоя перед зеркалом, искоса поглядывая на часы.

— Да,