сложно даже предположить. Отказываются от комментариев и правоохранительные органы. Убийство произошло в доме номер 7 по каналу Грибоедова, когда Кучинский уходил на работу. Киллер подкараулил его у лифта и дважды выстрелил — в грудь и голову. Смерть наступила мгновенно. Тело убитого спустя три часа обнаружила его жена. Ни она, ни соседи звука выстрела не слышали, по всей видимости, стреляли из пистолета с глушителем. Впрочем, на месте преступления оружие найдено не было. По крайней мере так утверждают правоохранительные органы. Оперативно-следственная бригада установила, что убийца поджидал Кучинского, спрятавшись около мусоропровода, и открыл огонь, когда предприниматель подходил к лифту. Убитый был довольно известной фигурой. И не только в предпринимательских кругах, несколько лет назад Кучинский баллотировался в депутаты Законодательного собрания, но проиграл более удачливым конкурентам. Кучинский почему-то очень хотел стать депутатом, но так и не стал им, поэтому трудно себе представить, что убийство связано с Законодательным собранием. Но и преподавательская версия преступления пока тоже представляется весьма сомнительной. Хотя имя Кучинского впервые стало широко известным в связи со скандалом в коммерческом университете, ректором которого он был некоторое время. Два года назад группа преподавателей университета написала коллективное заявление об уходе из университета — педагогам систематически не платили заработную плату. А со студентами вышло еще хуже, чем с преподавателями, им попросту отказались выдать дипломы. Последовали судебные разбирательства, впрочем, ничем не закончившиеся. Кучинский из университета ушел, а сам университет благополучно закрыли. За эту аферу, успешно провернутую на глазах ученой общественности, никто не понес уголовной ответственности, студенты до сих пор продолжают писать обращения в судебные инстанции, с просьбой вернуть им потраченные средства. Но кто им вернет деньги и дипломы? Кучинский мертв, киллер на свободе, правоохранительные органы продолжают хранить гробовое молчание…»

Юмашева развернула газету. Номер сегодняшний, получается, что журналист готовил публикацию ровно две недели, и за эти две недели он разрабатывал свою версию, а правоохранительные органы хранят гробовое молчание по одной причине — каждое ведомство тянет в свою сторону, как лебедь, рак и щука. Жену Кучинского и соседей допрашивает следователь прокуратуры, оперативное сопровождение осуществляет убойный отдел, а в министерство за нагоняем мотается бравый полковник, начальник райотдела, нежданно-негаданно влюбившийся в случайного попутчика… Можно поставить многоточие и кавычки одновременно. Кому бы рассказать такое! Может, Лесину?

Гюзель Аркадьевна отключила мобильный телефон и швырнула его на сейф. Пусть валяется, все равно от него не дождешься хороших вестей. Она пыталась спрятаться от Андрея, но сердце не обманешь, сердце гулко билось, заставляя ежесекундно перекачивать литры крови вместе с мучительными сомнениями, а стоит ли карьеру бросать под ноги неожиданной страсти? Карьера далась не так легко, как кажется Виктору Дмитриевичу и Ефиму Викторовичу. «Пожалуй, об этом знают немногие люди, и один из них Виктор Ефимович Лесин, который уже едет в сторону отдела, и он явно прочитал статью в газете еще утром, и лишь по этой причине позвонил первым, никакой мистики, никаких случайностей, сплошная закономерность. Философия, твою мать!» Юмашева посмотрела на фамилию журналиста: «Трифонов, а фамилия его слишком неизвестная, — мысленно пошутила она, — и до этой публикации он прозябал на скромных хлебах, зато сейчас его карьера взлетит до потолка, если, конечно, его не замочат при определенном раскладе дел. Сергей Трифонов — весьма скромный титул», — Юмашева представила щуплого паренька, сгорбившегося за компьютером, или скромно приютившемся на переднем сиденье троллейбуса с бутылкой пива. В огромной сумке у него диктофон, огромный блокнот, фотоаппарат, короче, на все руки мастер. «Не злись, мать», — сама себе сказала Юмашева и набрала номер адресного бюро.

— Девочки, узнайте адрес и номер домашнего телефона Трифонова Сергея. Других данных у меня нет, работает в газете «Секретный документ».

— Вы уже третья, кто интересуется этим Трифоновым, — сказал усталый женский голос.

— А кто еще интересуется? — Юмашева выгнула спину, вот это да, пока она предается праздным размышлениям, Трифоновым уже заинтересовались некие таинственные лица…

— Мужчины, в основном, — равнодушно сказала сотрудница адресного бюро и раздраженно спросила: — Будете записывать?

— Уже пишу, — Юмашева растянула губы в улыбку, будто раздраженная сотрудница могла видеть ее через толщу пространства.

«Трифонов Сергей Викторович, 1967 года рождения, зарегистрирован по улице Маяковского, уроженец города Ленинграда, место работы не указано…»

«Куда этот Резник запропастился? Здесь столько событий, а его все нет, может, по управлению дежурит? Лишь бы его с кураторства не сняли, не перекинули на другой район. Одной тяжко будет отбиваться от нахлынувших проблем».

— Привет, полковник! — в кабинет тяжело ввалился Лесин-старший, наполнив помещение запахом дорогого одеколона, угрожающего свалить с ног любого, кто отважится набрать в легкие воздуха, находясь рядом с ним неподалеку.

— От полковника и слышу, — приветливо сказала Гюзель Аркадьевна. — Проходи, Виктор Ефимович, присаживайся.

— Присел. Сижу. — Он повернулся лицом к Юмашевой и пытливо посверлил ее взглядом. — Все молодеешь? С тех пор как я тебя помню, ты все меняешься в лучшую сторону, я имею в виду, как женщина. Выглядишь прекрасно! Всем бы нам так, вышел на пенсию и молодеешь себе день ото дня.

— Это во мне мужское начало преобладает. Внутренняя борьба противоречий, — сердито пошутила Юмашева и развернула коричневые корки. — Почему тебя не допросили, Виктор Ефимович? Даже у следователя прокуратуры нет твоего протокола допроса.

— А чего меня допрашивать? Не люблю я этого, ты же знаешь. Допросы, протоколы, уголовные дела… Сказать могу, а записывать за мной не рекомендую. Сама знаешь, любое слово можно по-разному истолковать. Вот тебе хочу помочь. Слышал, у тебя большие неприятности, срок на исправление дали в министерстве.

— Господи, всегда знала, что Питер — маленькая деревня, но чтобы он измельчал до такой степени! — Юмашева развела руки в стороны, изображая немое страдание.

— Это для тебя наш город мал стал. Тесно тебе в нем, пора уже в Москву перебираться, там другие просторы, повсюду ветер гуляет, особенно на Ленинградском проспекте, никто не толкается, всем места хватает. Пора-пора.

Он еле заметно усмехался, кривя краешки губ и глаз, продолжая внимательно изучать Юмашеву. Казалось, он не пропустил взглядом ни единой черточки ее лица.

— У тебя седина проступила, вон там, с левой стороны, — он злорадно ткнул пальцем куда-то вбок.

— И хрен с ней, с сединой, не уводи разговор в сторону, Виктор Ефимович. Давай решим, что будем делать, поможешь мне или нет? Не думаю, что ты откажешь мне, — она уткнула свой взгляд ему в глаза, предварительно спустив очки на переносицу. И Виктор Ефимович сдался, отвернулся от нее, сделав вид, что внимательно разглядывает портрет президента, будто видит его изображение в первый раз в жизни. Не знает, кто это такой, в честь чего его