Одна из самых субъективно трудных вещей — это проблема с удовлетворением базальной потребности в эмоциональном контакте, говоря проще, в душевном тепле. Люди все больше и больше обделены этой возможностью, потому что развитие цивилизации, развитие социума все меньше и меньше оставляет современному человеку ситуаций, в которых возможно удовлетворение потребности в эмоциональном контакте, всякие суррогаты в виде стадионов, дискотек и прочих массовых оргазмов этого не заменяют. Это огромная проблема, это огромный источник психопатологии обыденной жизни. А для человека, который идет по пути, таких мест совсем почти нет. Только за счет любовных отношений с традицией. И научиться с этим управляться — штука сложная и болезненная. Большинство людей не умеет это делать. Потому что потребность в эмоциональном контакте — это не потребность поговорить по душам, это не потребность во взаимопонимании, это потребность в эмпатии, в сопереживании и в безопасности этого переживания. То, что было, когда можно было прижаться к маме, забыть обо всем на свете и кайфовать, когда есть мама и когда она чувствует тебя и понимает. А на пути расслабиться, почувствовать себя в безопасности… Таких ситуаций почти не бывает. Только расслабишься, а тебя уже убаюкивают. Из самых добрых побуждений. Только расслабишься, а тебя уже хотят переделать, из самых добрых побуждений. Только расслабишься, а тебе уже пальцем в ранку. Я всегда говорил и повторяю: жизнь духовного искателя, пока он дойдет, намного скучнее, неинтереснее и примитивнее, чем жизнь обычного человека. Я говорю, не кокетничая и не пугая, это факт, это психологический факт. Для любого грамотного наблюдателя это так и есть. Иначе ничего не получится. Это как жизнь профессионала. Истории об ужасах частной жизни профессионалов широко известны. Эта вечная дискуссия в рамках этой жизни не решается. Сколько бы мы ни приводили аргументов и ни ссорились из-за разности позиций, ничего не изменится. Жизнь устроена именно так. Профессионализм безнравственен по сути своей. В рамках этой жизни эти противоречия не разрешаются. Поэтому так называемые «маленькие люди» — это самые интересные люди. Они многообразны, причудливы, в каждом социально-психологическом мире своя мораль, своя нравственность, свои тайны, свои павлиньи хвосты. Такие разнообразные пьесы! А профессионалы все одинаковы. С ними говорить о чем-нибудь, кроме профессии, бессмысленно.

К чему я это говорю? Что ж вы так себя обманываете? Что ж вы пытаетесь, несмотря на все свидетельства профессионалов, придумать свой собственный вариант, в котором ничего этого не будет? Что вы тратите время на ерунду? Перестаньте сами себя пугать. Двадцать восемь лет работы, тысячи людей прошло, и в девяноста шести случаях из ста человек тратит годы не на учебу, а на то, чтобы найти свой единственный способ как-то все это обойти. Что люди, которые шесть тысяч лет добывали все эти знания, отдавали свои жизни… что они?

Я поражаюсь, когда вижу, как человек упрямо пытается доказать, что четырежды три не двенадцать. Я понимаю, что вам эмоционально не хочется видеть устройство, схему, расписание, повторяющийся сценарий. Сколько вы ни лепечите, что нужно сердцем, сердцем, а машинка-то работает, шестеренки цепляются, и ваша вся, как вам кажется, внешняя часть проделывает те же манипуляции, что и все. И сколько вы себя ни уговаривайте, что сердцем вы другие, поступки ваши все те же. Да без сердца нельзя. Без любви, без романтизма нельзя, потому что знания вас просто убьют, сделают циниками, и это скучно. И будете жаловаться: «Какое скучное занятие жить!» Действительно, скучное. Если, кроме машины, которая все видит, понимает и предсказывает, больше ничего нет. Но узнавать это все нужно не для того, чтобы убедиться, что кроме этого ничего нет, а чтобы за всем этим найти то, что не высчитать, что ни в одном учебнике не может быть написано. Для того чтобы дойти туда, нужен беспощадный романтизм. Что бы ни казалось, как бы плохо ни было, я все равно верую, что там, по ту сторону, есть святое. Тогда вы можете пройти насквозь и выйти с той стороны. Только в сочетании беспощадного реализма с беспощадным романтизмом. Если не будет беспощадного реализма, вы машину будете принимать за живое, устройство за человека, манипуляцию за искренность чувств, автоматизмы за подлинное, неискусственное. Искусство — это и есть подсказка, куда надо идти. А то, что без искусства, — это машина.

А ведь есть еще то, что мы вульгарно называем вторым уровнем. Через все это тоже нужно будет пройти и со всем этим познакомиться. Вы хотите перестать быть лилипутом и наконец-то стать самим собой, человеком, гигантом. Но все в жизни сделано для лилипутов. Конечно, неудобно. А вы хотите стать, наконец, гигантом, обрести самих себя, перестать бегать и кричать: «Неужели это все мое», и чтобы вам было удобно в этой жизни? Всякая попытка что-либо изменить всегда влечет за собой сложности. Легко только там, куда ты попал, не ведая ни зачем, ни почему. Не зря существует выражение — человек, избалованный плохой жизнью. Просто плохая жизнь для него привычна, а хорошая непривычна. Вы замахнулись на то, чтобы все изменить, вы замахнулись на другую жизнь, на то, чтобы потерять себя, какие вы есть сегодня, и свою жизнь, какая она у вас сегодня есть, и хотите, чтоб вам было удобно? Смешно.

«Где-то лет в тридцать начало у меня постепенно складываться и лет через 8–10 оформилось окончательно понятие о сочетании беспощадного реализма с беспощадным романтизмом. И это стало правилом для меня. И в мыслях моих, и в переживаниях, и в действиях, и в оценках, и в восприятии реальности. Это одна из фундаментальных вещей во мне. Многие, скажем так, экзотические аспекты реальности для меня являются абсолютно реальными и прожитыми и благодаря своей практике, и благодаря практике людей, с которыми я общался. Я знаю, что реальность гораздо многообразнее, чем принято думать. Мне кажется, что я достаточно прилично знаю законы Мира Чудесного и правила пользования возможностями Мира Чудесного. Правила ведь простые — осмысленность прежде всего. Точное „зачем“. Реальная необходимость. Никогда не баловался с этим. Многие, ну не многие, но энное количество моих знакомых не очень четко выполняли эти правила и погибли. Либо в прямом смысле слова, либо в переносном. То есть они физически живы, но погибли.

Был такой период в моей жизни — я много, как теперь говорят, в тусовке провел времени, эзотерической. Знаменитый такой был Фурманов переулок в Москве.

Много разных знакомых было с разными способностями. Но глубоких людей там встретил мало. В основном та же социальная суета, только на почве телепатии, биополя и прочего загадочного».

Из разговоров

Голос: Расскажите о нирване.

К.: О нирване?

Голос: Да.

К: Вы знаете, у Аркадия есть совершенно замечательный рассказ. Как же он называется-то? Какая-то фамилия и Будда, и Будда.

Голос: «Будда и Дегтярев»

К: А, «Будда и Дегтярев». Там замечательно все рассказано про нирвану, сансару.

Голос: А подробнее?

К: Если говорить серьезно, ребята, то я думаю, что нам это все просто недоступно. Мы живем совсем в другом мире, совсем другой жизнью. И поэтому, что там имел в виду Будда и иже с ним? Это очень сложные вопросы. И недоступны, практически, для нас. Вот если бы мы жили как они. Медитировали как они. Может, мы о чем-нибудь бы и догадались. А так… Это все философствование получается. Я думаю, что Будда был не меньший шутник, чем Лао-Цзы. И поэтому понимать его буквально вообще не стоит. А не буквально — надо знать контекст. Ключи надо иметь, ключи. А ключи, как известно, получить очень сложно. В любой традиции. В том числе и в буддизме. Поэтому наши разговоры о нирване, сансаре — это все очень, очень отвлеченные беседы. Вот читал я этого нашего главного индолога, который переводил все это дело. И комментировал. Ну опять же переводил и комментировал западный человек, с западным образованием, с западным мышлением. А там у них вообще доминантное полушарие другое. Мы читаем слева направо, а они справа налево. Мы читаем с начала (то, что мы называем началом книги), у них это конец книги. Как у иудеев, кстати говоря. Так что… Понять людей, у которых совсем другая конструкция, очень сложно. Я помню, смотрел… многосерийный фильм на видео. Про Японию средневековую. «Сёгун». Как мы можем это понять? Когда даже представить это сложно. Такое отношение к жизни, друг к другу. Восток дело не только тонкое, как в известной песне поется. Ну еще в Средней Азии, если там пожить да пообщаться, то еще как-то, что-то можно краем заглянуть. А уж… Индия, Тибет, Япония, Корея. Если всерьез, это — просто недоступно. Я лично для себя такой вывод сделал. Я не верю в то, что человек может все на свете. Конечно, если попасть туда в младенчестве, там вырасти, может быть, как-то, что-то. Я помню эти притчи. Услышал человек Зов, бросил дом, семью, отправился в монастырь учиться, чего-то постигать там, каратэ или кунь-фу, что-то в этом духе. Его посадили в зал, где люди тренируются, и… груз на веревочке, блок. И вот пальцами поднимает, опускает. Поднимает, опускает. Народ тренируется. А он — поднимает, опускает. И так год. Не выдержал, плюнул. Думает: «Господи, у меня там жена, дети ревут голодные, а я тут… хрен знает чем занимаюсь!» Идет из монастыря домой, в непогоду, слякоть. Сопли текут. Он хотел пальцами нос утереть, смотрит, а в руках — ноздри. Развернулся, пошел назад в монастырь.