Это ладно, это что. А гадалки какие дела загинают!

Пришел к одной, а она мне: тебя, милай, болезнь ждет лютая, ты ее через выпадение из окна шестого этажа получишь — башка от удара в пищеварительный тракт заберется.

Я поверил и бегом от нее топиться, чтобы не было этих ужасов. Кирпич на шею — и бултых! Очнулся — кругом белое и непонятное. Я испугался, вскочил, побежал вроде бы в двери, а вылетел в окно и… Прокралась–таки бедовая голова в живот!

Таким вот манером опять я по врачам намылился ходить. Не только, понимаете, средства боюсь растрате предать, а жизнь продлить охота.

Конец рассказа Ричарда «Экстрасенсы».

— Что ж такое–то!.. — зашипел вдруг Витька, убрав со стола разложенную траву.

На пятнистой столешнице был рисунок. Все, кроме Свиньи, подошли поближе, чтобы рассмотреть. Рисунок изображал некое рахитичное существо с огромными губами, кудрявое, с круглыми, сведенными на переносице глазами и татуировкой «Полемично и поэтично» на животе. Такие слова Пальцев написал в рецензии на научную работу Витьки Фигова–Лимонова, благодаря чему стало ясно, кого живописец взял за модель для своего произведения. Под рисунком были также начертаны слова: «В этой старой африканской песенке поется, что я, Полифем Лу, иду охотиться на Большого Зу, а в хижине меня ждет моя маленькая скво».

— Свинья, это ты нарисовал?.. — бледнея, спросил Витька.

— Я, — признался Барабанов. — Я свою ручку хотел расписать, потому что она мазала пастой, а твою хорошую ты у меня отнял. Ты сам, Витька, виноват, потому что ты ктырь.

— Вот, значит, ты какой — Антон Барабанов!.. Вот, значит, как ты платишь за мою доброту!.. Я, значит, ктырь!..

— Хо! — воскликнул Свинья и обратился к широкой аудитории: — Знаете ли вы о том, что Витька пишет поэму про то, что он не ктырь? Нет? А вот так! Он ее, правда, почитать никому не даст, потому что мы не разбираемся в искусстве. Но сюжет известен. Он примерно таков. Жил–был на свете добрый Витька. Он всем давал свои вещи. Вещи ему потом возвращали и благодарили его. Но тут появился я и стал все вещи у него забирать и не отдавать, а вместо благодарности глумился над ним. Тогда Витька больше не смог быть добрым, а я вероломно назвал его за это ктырем. Поэма обличительного характера, бичует мои пороки, потрясающая по драматизму и выразительности.

— Да что же вы все на меня напали, проклятые злобные твари!.. — рассердился Витька. — Николай Марков, будь другом, прочитай свою поэму «Песнь о Свинье»!

— Хорошо, Виктор, — согласился Николай Марков. — Я прочту. Пусть будет по–твоему. Но если какая белобрысая сволочь начнет перебивать через каждое слово — дам в дыню.

Николай достал из кармана блокнот.

Поэма, называющаяся «Песнь о Свинье», была ярко выраженного аналитического характера. Она почти полностью посвящалась, собственно, не самому Барабанову, а длинному, растянутому на многие поколения процессу деградации, который и привел к появлению Барабанова на свет. Причиной этой обратной эволюции было нечто, поименованное как «евдарлык». Оно поселилось еще в основателе рода и явилось чем–то вроде демона–разрушителя. В частности, приближаясь к современной эпохе, евдарлык проявился в рождении у слонов слоненка–мутанта Бумбы.

Отец хотел прибить уродца,

Но ярость вдруг сдержал свою.

Детеныш стал за жизнь бороться

И вырос в грязную свинью.

Хоть папа слыл слоном мудрейшим,

Сыночек вырос туповат,

И вот тогда совет старейшин

Решил изгнать его из стад.

Дальше описывались скитания и злоключения несчастного Бумбы, пока в степях он не встретился с овцою.

Когда он пал у дастархана,

В слезах воскликнула она:

«Кто ж так измордовал барана,

Лишил прекрасного руна ?

Лишил рогов и морды милой,

Отрезал толстенький курдюк?»

Но тут как будто из могилы

Вдруг подал голос поросюк:

«О ты, прекраснейшая пэри,

С лицом, похожим на банан,

Я прибыл из далеких прерий,

Где много диких обезьян!..»

Далее Николай в скупых, но ярких красках обрисовал любовь Бумбы и овцы, плодом которой и явился непосредственно Антон Барабанов, то есть собственно Толстая Грязная Свинья. Однако внимание поэта вновь переключилось на Бумбу:

— Да, слаб здоровьем оказался

Наш полуслон и полусвин.

Запали щеки, хвост ссыхался,

И в кровь не шел адреналин.

К тому ж был неразборчив в жрачке,

Все время что попало ел.

Сожрав помет полярной крачки,

Он в страшных корчах околел.

Затем автор дал новоявленному герою, то есть Свинье, характеристику. Заключительная часть поэмы была посвящена сердечным привязанностям Свиньи.

И вот нашел себе подружку

Вконец оголодавший хряк:

Бобриска Розовые Ушки

Жила в деревне Коровяк.

Жила в тиши, в уединенье,

Окрест отличницей слыла.

Вдали от всяких развлечений

Кормила кур и холст ткала.

Апофеозом явилось объяснение Свиньи в любви и отказ Бобриски, в результате чего евдарлык довел долгий процесс до логического финала неожиданно чудовищным образом.

— Ай–яй–яй, — дотерпев, сказал Барабанов. — Эпическое полотно автор–то создал. Ямбом. Прямо–таки Пушкин.

Они с Мазой со значением поглядели друг на друга.

Тем временем на столе Витька закончил гравированное изображение гигантской щетинистой свиньи в тюбетейке и с барабаном в ручках.

— Ладно, Витька, ладно, Николай Марков, — сказал Барабанов. — Тогда и я прочту о вас стихи. Сперва, Николай, стихотворение о тебе. Я его сочинил сам. Оно, конечно, немного уступает твоему по размерам, но на голову выше по художественной мощи и концентрации образа. Вот оно:

Шел по улице мужчина

С узким лобиком кретина.

А о тебе, Витька, я прочитаю стихотворение небезызвестного всем вам Внукова. Оно называется «Ктырь».

Вы время не теряйте, скупайте банки, склянки,

бутылки и копилки, машины и тазы,

затем их продавайте

и деньги выручайте,

потом приобретайте:

красивые тарелки, носки и утюги,

сгоревшие кастрюли, протухшие пилюли

и много–много–много подобного добра.

Свалите это в кучу большую–пребольшую,

заприте ее в комнате и выбросите ключ.