Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что-нибудь знаешь о том, как проследить путь электронного письма?
— Нет. — Люси прошла к своему столу.
— Когда ты получаешь электронное письмо, тебя особенно не интересует, как работают все эти сетевые протоколы и идентификаторы.
— Пожалуй.
— Тем не менее они показывают, как идет к тебе электронное письмо, определяют его маршрут по Интернету, из пункта А в пункт Б. Как почтовые штемпели.
— Понятно.
— Разумеется, есть способы отправлять сообщения анонимно. Но всегда, даже если ты прибегаешь к одному из них, остаются какие-то следы.
— Отлично, Лонни, превосходно. — Люси видела, что он тянет время. — Так я могу предположить, что ты нашел эти следы и узнал, от кого поступило это сочинение.
— Да. — Он поднял голову и попытался улыбнуться. — Я больше не собираюсь спрашивать, зачем тебе понадобилось устанавливать личность автора.
— Хорошо.
— Потому что я знаю тебя, Люси. Как и у большинства страстных женщин, у тебя постоянно свербит в одном месте. Но ты также до неприличия порядочная. Если уж ты идешь на то, чтобы подорвать доверие класса… значит, у тебя есть веская причина. Готов спорить, это вопрос жизни и смерти.
Люси молчала.
— Вопрос жизни и смерти, так?
— Просто скажи мне, Лонни.
— Письмо отправлено с компьютеров, установленных в библиотеке Фроста.
— В библиотеке, — повторила она. — И сколько их там? Пятьдесят?
— Примерно.
— Значит, мы никогда не узнаем, кто его отправил.
Лонни покачал головой.
— Нам известно время отправления. Шесть часов сорок две минуты. И день — позавчера.
— Чем и как это нам поможет?
— Студенты расписываются за использование компьютера. Им не нужно указывать, на каком именно компьютере они работают, — это правило уже два года как отменили. Но чтобы получить доступ к компьютеру, его резервируют заранее, на час. Я пошел в библиотеку и посмотрел эти записи. Взял с собой список студентов, посещающих твой семинар. Поискал в нем тех, кто пользовался компьютерами библиотеки позавчера, с шести до семи часов. — Он замолчал.
— И?..
— Нашел только одну фамилию.
— Чью?
Лонни отошел к окну. Посмотрел на площадь в центре кампуса.
— Я тебе намекну.
— Лонни, мне сейчас не до…
— Она всегда смотрит тебе в рот.
Люси обмерла.
— Сильвия Поттер?
Лонни по-прежнему стоял к ней спиной.
— Лонни, ты говоришь мне, что эти сочинения написала Сильвия Поттер?
— Да. Именно это я тебе и говорю.
По пути в прокуратуру я позвонил Лорен Мьюз:
— Хочу попросить тебя еще об одном одолжении.
— Валяй.
— Выясни все, что только можно, об одном телефонном номере. На кого зарегистрирован, кто по нему или на него звонил — все.
— Какой номер?
Я продиктовал номер, полученный от Райи Сингх.
— Дай мне десять минут.
— Всего-то?
— Слушай, я стала главным следователем не потому, что у меня аппетитный зад.
— И кто это говорит?
Она рассмеялась:
— Мне нравится, когда ты дерзишь.
— Только не привыкай к этому.
Я дал отбой. Неужели я сказал что-то неподобающее? Или правильно отреагировал на ее шутку об «аппетитном заде»? Так легко критиковать политкорректность. Перехлесты превращают ее в удобную цель для насмешек. Но мне также приходилось видеть, что получается, когда сотрудники о ней забывают. Поверьте мне, хорошего мало.
Политкорректность — вроде слишком строгих правил безопасности для детей, которые ныне приняты. Твой ребенок должен всегда носить велосипедный шлем. На игровой площадке должен лежать рыхлый защитный слой, а в спортивном зале ребенок не может забираться слишком высоко. И да — ребенок не должен идти один, если ему нужно пройти больше трех кварталов. А еще не забудьте про защиту глаз. Легко над этим смеяться. Некоторые остряки даже рассылают друг другу сообщения: «Эй, мы это сделали и выжили». Но если уж по правде, многие дети не выживают.
Раньше у детей было гораздо больше свободы. Они не знали, что зло таится в темноте. Некоторые ездили на лето в лагерь, система безопасности которого оставляла желать лучшего, и детям позволяли быть детьми. Кто-то из них тайком уходил ночью в лес, а потом их больше не видели…
Люси Голд позвонила в комнату Сильвии Поттер. Трубку не сняли. Неудивительно. Она заглянула в телефонный справочник университета. Номера мобильников в нем не значились. Она вспомнила, что Сильвия пользовалась блэкберри, и отослала короткую эсэмэску с просьбой связаться с ней как можно быстрее.
Сильвия откликнулась менее чем через десять минут:
— Вы хотели, чтобы я позвонила, профессор Голд?
— Да, Сильвия, благодарю. Ты не могла бы заглянуть в мой кабинет?
— Когда?
— Сейчас, если можно.
Короткая пауза.
— Сильвия?
— У меня вот-вот начнется семинар по английской литературе. Сегодня я выступаю с докладом. Могу я зайти после семинара?
— Конечно.
— Через два часа?
— Отлично. Буду тебя ждать.
Вновь пауза.
— Можете сказать, в чем дело, профессор Голд?
— Никакой спешки нет, Сильвия, не волнуйся. Увидимся после твоего семинара.
— Привет, — поздоровалась со мной Лорен Мьюз.
Наступило следующее утро, я направлялся к зданию суда. Через несколько минут Флер Хиккори начинал перекрестный допрос.
— Привет, — ответил я.
— Ты ужасно выглядишь.
— Да, сразу видно опытного детектива.
— Волнуешься из-за перекрестного допроса?
— Конечно.
— Шамик его выдержит. Ты отлично поработал.
Я кивнул, но без должной уверенности. Мьюз шла бок о бок со мной.
— Насчет того номера, что ты мне дал… Плохие новости.
Я ждал.
— Телефон одноразовый.
То есть кто-то купил за наличные определенное количество минут и не оставил ни адреса, ни фамилии.
— Меня интересуют только звонки, как с этого номера, так и на него.
— Это сложно. По обычным каналам невозможно установить. Кем бы этот человек ни был, телефон он купил через Интернет анонимно. Мне потребуется время, чтобы получить информацию. А кое-где придется и надавить.