Лидия: Да бросьте! Это ведь была ваша идея? Удачный способ вывести вас из состава.

Глория: А что не так с Перри? Что неубедительно?

Лидия: Настоящие убийцы выглядят значительными, как и настоящие знаменитости. Вы еще вернетесь, Глория. Я в вас верю.

Лидия говорит мне, что я как раз такая, какой она видит свою героиню. Это будет фильм по мотивам «Преступления и наказания», только действие перенесено в настоящее и вертится вокруг популярного журнала. Она размышляет, не постричься ли ей покороче. Расспрашивает о моем гардеробе, стремится понять мою жизнь.

– Редактирование – не обычная работа с девяти до пяти. Когда я начинала стажером в «Портфолио», у меня была репутация шлюхи. Люди знали, что я делаю, чтобы завлечь авторов с именами, и отпускали ехидные замечания. Но правда в том, что я получала этих авторов и добивалась результатов.

Официант ставит передо мной третий стакан пива. Лидия, должно быть, заказала себе еще во время разговора, но я слишком растерялась, чтобы заметить. Разве это незаконно – слегка напиться на публике?

– На секс и использование своего тела наложено табу – так обстоят дела, особенно если ты женщина, а я просто не понимаю этого. Тело ведь – всего лишь инструмент. Почему же нельзя его использовать? Я преуспеваю во всех начинаниях, потому что я готова сделать все, чтобы этого добиться.

Лидия говорит, что понимает меня, она, дескать, тоже так считает, потом ее голос замирает. Она едва притронулась к своим креветкам, разве что размяла палочками их хвосты. Она хихикает, с трудом подписывает чек, она решительно настояла на том, чтобы заплатить, потому что за нее все равно платит студия.

– Лучшее в популярности – никто не беспокоится из-за ошибок в счетах. К тому же они получили мой автограф.

Она уезжает на такси, все еще хихикая, падает на гладкое черное сиденье.

– Увидимся в «Ла-Ла-ленде».

Вдруг она становится серьезной, роется в своей сумке, пока не находит номер «Портфолио» – первый, выпущенный под моей редакцией.

– Подпишитесь на обложке, рог favor,[28]– говорит она, протягивая шариковую ручку. – Вы станете звездой. Это только начало.

– Британский джентльмен гордится размером своей визитной карточки не меньше, чем американский – размерами своего члена. Вот основное различие между этими двумя видами, – объясняю я одному из основных рекламодателей «Портфолио», недавно получившему рыцарство крупному производителю алкоголя. Это ежемесячная вечеринка в честь выхода номера журнала. На этот раз в «Марсианах» – модном баре, стены которого увешаны «космическими» сувенирами.

– А что является американским эквивалентом золотого тиснения? – спрашивает он, протягивая мне свою карточку.

Я бросаю взгляд. Карточка похожа не то на приглашение на коронацию, не то на программу детского праздника на Лонг-Айленде.

– Латентный гомосексуализм.

Дмитрий вклинивается между нами, я наступаю на ногу официанту, чтобы пропустил его живот. Он хватает за руку производителя алкоголя и уводит от меня в бар. Дмитрий тащит его, тот сопротивляется, я пожимаю плечами и улыбаюсь следующему замеченному объекту.

Это Дон Ричард, наряженный в импортный твидовый костюм, в каждой руке – по бокалу мартини.

– Хочешь посмотреть, как будут выглядеть мои новые визитки? – Я меняюсь с ним на один из стаканов.

– Но у тебя же нет герба. – Он проводит пальцем по золоченой кайме. – Так ведь?

– Это не герб, Дон. Это сливовый соус.

В самом деле, Дмитрию стоило бы подумать об этом заранее. Вот что получается, когда подаешь на официальной вечеринке китайские закуски. Обычно мы заказываем псевдоазиатские, с ними таких проблем не возникает. Довольно сложно управиться с утопшей в алкоголе разношерстной толпой рекламодателей, писателей и фотографов, не беспокоясь о том, чтоб их не заляпать.

– Так в этом случае нам известны эти шесть фигур, – слышу я, как один писатель говорит другому. Они расположились на диванчике в форме летающей тарелки – такими заставлено все пространство.

– Четверть миллиона, я выяснил, плюс процент за экранизацию.

– Ну и как тебе удалось впарить киношникам пародию на «Правила Роберта»?[29]

Я посмеиваюсь над ними. Они предлагают мне роллы, которые натащили с фуршетного стола.

– И теперь получит четверть миллиона за экранизацию, а мы здесь гробимся за жалкие гроши и халявный мартини.

– Кстати, раз уж мы заговорили о голоде, слыхали о последней книге Джорджии Маккензи? Детская порнография. Даже британские издатели не стали с ней связываться.

– Вот что получается, когда твой агент кидает тебя. Эти гребаные слова просто кишат вокруг, как креветки в садке, а ты не можешь ухватить их, мать твою.

– Не говоря уже о том, чтоб запродать.

– О, в самом деле? – встревает женщина, стоящая рядом со мной, обернувшись. Она в хаки и джинсе. Как всегда, без макияжа и выглядит точно выстиранная в прачечной пятидолларовая купюра.

– Привет, Джорджия. Хочешь спринг-ролл?

Я оставляю их. Провести больше трех минут в приватном разговоре на вечеринке – социальная незрелость. Я вижу другие лица, фрагменты, из которых складывается паззл моей жизни. Главным образом это вопрос постановки цели; так охотник выслеживает птиц, чтобы подстрелить их с близкого расстояния, точно угадав время и место. Нацеливаясь на кого-то следующего, заставляешь кого-то нацеливаться на тебя. Все это прекрасно срабатывает, пока стихийное бедствие вроде Дмитрия не загоняет тебя в угол.

– Чем могу помочь? – спрашиваю я его, вдыхая его двухсотградусные алкогольные выхлопы. Позади него я замечаю агента Эммета, заказывающего официантке сухой вермут.

Дмитрий нацеливает на меня жареный вонтон.[30]

Я смотрю, как капля кисло-сладкого соуса падает на его открытые кожаные туфли. Он в смокинге. Я обмакиваю салфетку в свой мартини и пытаюсь оттереть этот «тест Рор-шаха» с его рубашки.

– Перестань. Сейчас же. – Дмитрий отводит мою руку. Он забирает у меня мартини и бросает вонтон в бокал.

– Чего ты хочешь, Дмитрий? Здесь посторонние.

– Тут скоро никого не останется, если ты будешь продолжать в таком духе, Глория.

Он загоняет меня все глубже в угол, заставляя чувствовать себя маленькой, точно фигурка на фотографии Херба Ритца.[31]