Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изабель Лакост тоже была в долгу перед Кларой.
Анни уехала. И теперь Жан Ги Бовуар сидел вечером в саду, прислушивался к разговору и на минуту позволил себе переместиться из головы в сердце. Он бессознательно протянул правую руку ладонью вверх, словно ожидая, что в нее ляжет рука Анни.
– «Лапорт»? – спросила Клара, выпрямляясь. – «Дверь»? То место, которое создал брат Альбер?
– Oui, – подтвердил Гамаш. – Может быть, я ошибаюсь, но это мое мнение.
Как большинство людей, допускающих, что они могут дать промах, сейчас он чувствовал свою правоту. Но Клару его слова не убедили. И Мирна тоже сомневалась.
– Зачем Питеру понадобился «Лапорт»? – спросила Мирна, устраиваясь поудобнее.
Она чувствовала разочарование. Вряд ли гипотезу Гамаша можно было назвать прорывом.
– А зачем «Лапорт» понадобился Винсенту Жильберу? – спросил Жан Ги, вступая в разговор.
Мирна задумалась.
– Он сделал успешную карьеру, – начала она, вспоминая свои разговоры со святым идиотом. – Но его брак распался.
Гамаш кивнул:
– Продолжайте.
Мирна еще немного подумала.
– Дело было не в семейных отношениях, – сказала она, размышляя вслух. – Многие люди расходятся и разводятся, но при этом не несутся со всех ног в какую-нибудь коммуну во Франции.
Она погрузилась в молчание, пыталась отыскать недостающее звено. Что могло заставить успешного мужчину средних лет бросить карьеру и поселиться в сообществе, созданном скромным священником, чтобы служить детям и взрослым с синдромом Дауна?
Такова была ориентация «Лапорта» – открыть дверь этим людям, перед необычными лицами которых захлопывались все другие двери. «Лапорт» брата Альбера предлагал не только место для житья (хотя это было важно), в первую очередь он предлагал достоинство. Равенство. Ощущение своей пользы.
Гениальность брата Альбера состояла в понимании, что сообщество, созданное для помощи другим, никогда не будет процветать. Но если такое сообщество будет создано еще и для получения выгоды, то процветание возможно. Он знал, что и сам не лишен недостатков. Возможно, не столь очевидных, как синдром Дауна. Менее заметных, но не менее угнетающих.
Великая идея, положенная в основание «Лапорта», состояла в абсолютной уверенности в том, что у каждого человека можно чему-то научиться, каждый может что-то дать другим. Между членами сообщества с синдромом Дауна и без него не было никакого различия.
– Доктор Жильбер поехал туда волонтером, в качестве директора по медицинской части, – сказала Мирна. – Не потому, что мог их излечить, а потому, что исцеление требовалось ему самому.
– Именно, – заметил Гамаш. – У нас у всех в жизни наступает период, когда нам требуется исцеление. Мы все получаем глубокие раны. Его рана, вероятно, была такая же, как у Питера. Не физическая, а душевная. Пустота у того и другого. Разрыв.
После этих слов наступило молчание.
Всем сидевшим за столом было знакомо это чувство. Ужас, который приходит с пониманием того, что любые игрушки, любые успехи, любые всесильные советы директоров, новые машины и награды не способны заполнить образовавшуюся пустоту. Напротив, они лишь увеличивают ее. Углубляют.
В успехе не было ничего плохого, но без смысла он лишался всякой ценности.
– Винсент Жильбер постучался в «Лапорт», надеясь обрести себя, – сказал Гамаш.
– И вы думаете, Питер поехал туда по той же причине? – спросила Клара.
– А вы? – ответил он вопросом на вопрос.
– «Я буду молиться о том, чтобы ты вырос храбрым человеком в храброй стране», – процитировала Клара.
– «Я буду молиться о том, чтобы ты нашел способ быть полезным», – закончил цитату Гамаш.
Рейн-Мари опустила глаза на свои руки и увидела в них скрученную и порванную бумажную салфетку.
Клара медленно кивнула:
– Вероятно, вы правы. Питер поехал в Париж не для того, чтобы обрести новый художественный голос. Все было проще. Он хотел найти способ быть полезным.
Солнце клонилось к закату, птицы, кузнечики и другие трескучие существа смолкли. В густом вечернем воздухе струился аромат роз и душистого горошка.
– Тогда почему он не остался там? – спросила Клара.
– Может быть, пустота оказалась слишком большой, – сказала Мирна.
– Может быть, ему не хватило мужества, – предположила Рейн-Мари.
– Может быть, доктор Жильбер сумел найти ответ в «Лапорте», а Питер – нет, – изрек Жан Ги. – Он понял, что должен искать ответ в другом месте.
Гамаш кивнул. Он звонил в Парижскую полицию и просил их посетить «Лапорт» с фотографией Питера Морроу и датами. Чтобы подтвердить свои подозрения, что Питер действительно был там.
А потом уехал.
– Кто-нибудь голоден, кроме меня? – спросила Мирна. – У кого есть часы?
Она ничего не различала в темноте, даже своей руки. Пока они слушали Армана, солнце село. Захваченные происходящим, они не замечали, как сгустилась тьма. И не чувствовали голода. Но теперь чувства к ним вернулись.
– Почти десять, – отозвался Бовуар, посмотрев на светящийся циферблат. – Оливье и Габри еще обслуживают?
Всей компанией они направились в бистро. Вечер стоял приятный, и на террасе сидели за десертом и кофе припозднившиеся посетители.
– Взаимовыгодный обмен, – сказала Клара. – Мы им информацию, они нам – еду.
Бистро Оливье специализировалось на взаимовыгодном обмене.
Они сели за угловой столик внутри бистро, подальше от других клиентов. Габри и Оливье присоединились к ним, радуясь возможности присесть.
Подошла и Рут – прихромала с Розой из книжного магазина.
– Можно уже закрываться? – спросила она.
Мирна повернулась к Кларе и прошептала:
– Господи, я про нее забыла.
– Да кто же знал, что она вообще будет открывать магазин, – проговорила вполголоса Клара. – Слава богу, хоть не сожгла.
– Мы только что вернулись, – солгала Мирна, глядя в глаза Рут. – Спасибо, что присмотрела за магазином.
– Дело делала главным образом Роза.
– Дело или дела? – уточнил Габри.
Мирна и Клара встревоженно переглянулись. Вопрос был хорош, и разница существенная.
– Народу заходило всего ничего, – сказала Рут, проигнорировав подковырку. – Купили книги и путеводители по Парижу. Я увеличила цену в четыре раза. Что у нас на обед?
Она по привычке взяла стакан Жана Ги, поняла, что это лимонад, и, опередив Мирну, схватила ее виски.
– Хорошо, что ты снова здесь, – пробормотала Рут.