согласно которой характерной особенностью апокалиптической литературы является совмещение идеи откровения тайн с фактическим их сокрытием, так что именно читатель оказывается вынужденным путем глубокого погружения в текст проводить работу по подлинному открытию сообщаемой вести»146.

Превращение Апокалипсиса в «литературный памятник» — это закономерный результат «теологического титанизма», базирующегося на противоречивом основании. Невозможно «подлинное открытие сообщаемой вести» Апокалипсиса и других эсхатологических мест Нового Завета без возвращения к учению Церкви о «первом воскресении», изложенному св. Иринеем Лионским.

В любом случае, вопрос, как представляется, ясный: амилленаристы не могут предоставить свидетельства, передающиеся непрерывно через Предание Церкви от Апостолов, доказывающие их правоту. Ключарь Апокалипсиса (св. Ириней) называет построения амилленаристов «увлечением еретическими речами», но «богословская машина» застряла в глубокой колее теологумена Блаженного Августина, высказанного исходя из потребностей икономии… Не спасает положение и то, что «вопрос о Царстве оборачивается ответом о Церкви»147, и что существует «неразрывная связь Евхаристии и Царства»148. С этим, думается, никто никогда и не спорил. Вопрос в ином: «первое воскресение» — воскресение «духовного человека» в теле или аллегорическое? Будет сопровождаться это «первое воскресение» обновлением природы в «Иерусалиме» во «времена Царства» или нет? Будут «царствовать на земле» «цари и священники Бога» (Откр. 5:10) или это аллегория?

8

Послесловие

Сегодня в православной среде бытует убеждение, что по вопросу «воскресения первого» и «тысячелетнего царства» в истории Русской Православной Церкви не было никакого разномыслия. Но для богословов ушедшего века это был очевидный факт. Вот что сказал по этому поводу епископ Кассиан (Безобразов): «Образ этот является одним из самых трудных, если не самым трудным, в Апк. Древние толкователи переходили от его буквального понимания к самому утонченному спиритуалистическому толкованию. Последнее утвердилось на Западе. Склонность к буквальному пониманию держится до сего времени в русском богословии»149. Правда, современные богословы пытаются оспаривать это утверждение: «…Такой отзыв епископа Кассиана о взгляде на проблему тысячелетнего Царства в русском богословии можно скорее отнести к эмоциональному отголоску на взгляды некоторых богословов его времени, а не к действительному состоянию умов в Русской Церкви»150, — пишет в своей книге «Тысячелетнее Царство» свящ. Николай Ким.

Надо заметить, что «действительное состояние умов» — понятие широкое. Во-первых, его довольно трудно определить. Во-вторых, пророчества Св. Писания, святых отцов говорят о том, что «действительное состояние умов» значительной части христиан будет, мягко говоря, беспечным перед Вторым Пришествием Христа, о чем и Сам Он сказал… В-третьих, вне всякого сомнения, мнение богословской школы и волюнтаристское включение этого мнения в учебный процесс тоже не в последнюю очередь влияет на «действительное состояние умов»… Во всяком случае, замалчивание того, что по вопросу «тысячелетнего царства» у богословов Русской Православной Церкви не было единодушия, тоже в определенной степени отражает «действительное состояние умов» в современной «богословской корпорации». Сделаем небольшой комментарий к мнениям богословов Русской Православной Церкви о «воскресении первом» и «тысяче лет». Но вкратце о тех, чьи мнения мы прокомментируем, с указанием источников, где оно изложено.

Первый автор, святитель Филарет Московский (1782–1867), думается, в представлении не нуждается. Свое мнение, которое, как уже указывалось выше, нужно отнести к разряду икономии, святитель Филарет изложил письменно, что он делал по своему обыкновению перед церковной проповедью, в «Слове на Успение Пресвятой Богородицы» в августе 1825 года. В 1874 году эта проповедь была напечатана во втором томе книги «Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи».

Следующий автор — митрополит Макарий (Булгаков; 1816–1882), под редакцией которого в 1851 году вышел учебник «Православно-догматическое богословие», где было изложено мнение о «воскресении первом» и «тысячелетнем царстве», являющееся сегодня преобладающим в «богословской корпорации».

Третий автор — епископ Петр (Екатериновский) (1820–1889), известный духовный писатель, написавший, помимо прочего, «Объяснение Апокалипсиса». Работа епископа Петра «Объяснение Апокалипсиса» публиковалась частями (порою с задержками) в номерах журнала «Томские епархиальные ведомости»: во втором номере 1883 года начало, в семнадцатом 1885 года ее окончание. Мнение епископа Петра о «тысяче лет» было изложено в 1885 году в номерах 12151, 15152 и 17153 журнала «Томские епархиальные ведомости».

Четвертый автор — Жданов Александр Алексеевич (1860–1909), библеист, экзегет, перу которого принадлежит известная богословам книга «Откровение Господа о семи азийских церквах: Опыт изъяснения первых трех глав Апокалипсиса». Книга была издана в 1891 году. Хотя мнение Жданова по указанному вопросу очень краткое, но, тем не менее, оно резко отличается от мнения, общепринятого на сегодняшний момент.

И последний автор — Тернавцев Валентин Александрович (1866–1940), российский религиозный деятель, один из организаторов Религиозно-философского общества, чиновник Синода. Валентин Тернавцев написал «Толкование на Апокалипсис святого Иоанна Богослова», которое не было опубликовано. Однако сохранилась рукопись книги, часть которой почитатели творчества Валентина Тернавцева выложили в интернет154, где мы и ознакомились с его мнением о «тысячелетнем царстве». Работу над книгой Валентин Тернавцев начал после Февральской революции и продолжал ее до своей кончины.

***

Как мы уже указывали, свт. Филарет свое мнение о «воскресении первом» основывает на предании Церкви о том, что Пресвятая Богородица удостоилась первой «воскресения первого». Это является для него свидетельством допустимости буквального понимания преткновенных строк. Следуя принципу икономии, свт. Филарет не стал раскрывать учение о святоотеческом «хилиазме», которое, безусловно, знал, так как особо почитал св. Иринея, епископа Лионского. Но он сделал очень важное дело: указал путь к решению этого вопроса через Предание Церкви, и показал, что святоотеческий «хилиазм» не противоречит Православию. Переход на стезю икономии свт. Филарет поясняет так: «Но кто разуме ум Господень (Рим. 11, 34)? Человек не ведающий, что породит находящий день (Притч. 3:28), может ли домогаться ведения о том, что родят веки, чреватые тайнами Божиих судеб? — Вышших себе не ищи, учит благочестивый мудрец, и креплших себе не испытуй: яже ти повеленна, сия разумевай, несть бо ти потреба тайных (Сир. 3:21–22). Повинуюсь опытному наставнику. Оставляю испытание таин будущаго, которых подлинно не столько истинное разумение потребно, сколько ложное опасно. Ищу разуметь только повеленное».

Объяснение замечательное своей парадоксальностью: из своего времени он видит, что для будущего пока не нужно «истинное разумение», но очень опасно ложное. Из этого следует, что святитель Филарет изложил контуры «истинного разумения», а далее собирается излагать «только повеленное», которое, разумеется, не ложное, но и не истинное относительно данных строк Апокалипсиса, а такое, которое устраняет действие «ложного разумения». «Повеленное» свт. Филарет видит в тех же стихах Откровения Апостола Иоанна Богослова: «Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом» (Откр. 20:6). Святость — это