– Шкипера позови, – как обычно, не здороваясь, сказал он открывшей ему дверь Милке. На меня он при этом даже не взглянул.

– Привет, – сказала все-таки я. – Давно тебя не видела.

– Соскучилась? – буркнул он. И снова посмотрел на Милку. – Ну, долго дожидаться, мать? Зови, говорят тебе, я по делу!

– Явилось – не запылилось, солнце наше непотухающее… – проворчала сквозь зубы Милка. – Тебе надо – ты и зови, а я вам тут не секретарша!

Жиган пожал плечами, прошел в дом, встал под лестницей и заорал так, что у меня зазвенело в ушах:

– ШКИПЕР!!!

– Идиот… – простонала Милка, хватаясь за голову.

Я была с ней согласна: было лишь десять часов, наши цыгане, закончившие ночную субботнюю программу в ресторане под утро, спали как суслики, но после такого вопля встал бы даже мертвый. Через минуту по верхнему этажу зашлепали босые ноги, забегали дети, послышались испуганные, сонные голоса, вихрем слетела Лу в короткой ночной рубашке и, издав еще более оглушительный звук, прямо с лестницы сиганула Жигану на шею. К моему облегчению, Жиган не треснул ее, а, напротив, довольно нежно похлопал по заду и сказал:

– Иди оденься, блядища, щас мужики повылезут.

Со второго этажа донесся конский топот, и по приближающейся виртуозной ругани я поняла, что первым объявится Леший. Тот вылетел на лестницу, на ходу застегивая джинсы, встрепанный, заспанный, злой, и разорался так, что Жиган поморщился:

– Сбавь обороты, не к тебе явился.

Леший вдруг послушался и умолк, несказанно удивив меня этим: никогда раньше я не замечала, что он боится Жигана. Но, проследив за его взглядом, я поняла, что он прекратил фонтанировать вовсе не по жигановской просьбе: на пороге кухни стоял и задумчиво наблюдал за всем происходящим Шкипер.

Я никак не могла вспомнить, как он оказался на кухне: пятнадцать минут назад я сама варила там кофе для себя и для него и была уверена, что Шкипер ждет меня наверху. Когда он успел спуститься, да еще так, что его никто не заметил?.. Покосившись на Жигана, я увидела, что он тоже слегка растерян.

– Ты чего орешь, как ишак с поносом? – лениво спросил Шкипер, приближаясь. – Мобильник потерял?

– Ты сам просил заехать… – сменил тон Жиган.

– Ну, просил… – чрезмерно спокойный голос Шкипера и его выражение лица с каждой секундой не нравились мне все больше и больше. – А глотку драть кто тебя просил?

– Так, Шкипер…

– Всю жизнь Шкипер. Короче, повернись в нужную сторону и говори: «Здравствуйте, Александра Николаевна». Не будь свиньей.

Тут замолчал не только Леший, но даже высыпавшиеся в холл дети: тишина стала звенящей. Жиган побледнел до серости; на его скулах нервно дернулись желваки. Такого бешенства в его глазах я не видела даже в последний раз, когда мы виделись. Я в ужасе поднесла руку ко рту, умоляюще посмотрела на Шкипера, и тот коротко усмехнулся:

– Ладно… Просто поздороваться можешь, язык не отсохнет? Ну, ради меня?

– Санька, привет, – сквозь зубы сказал Жиган, глядя в стену через мое плечо. Я колоссальнейшим усилием подавила в себе желание сбежать на кухню и как можно непринужденнее ответила:

– Да привет, здоровались ведь уже. Шкипер, ты не слышал просто…

– Да? Ну, извиняюсь, – широко улыбнулся Шкипер, и от этой улыбки мне стало совсем дурно. – Жиган, ты иди, в тачке меня подожди, я через минуту буду.

Жиган повернулся и молча вышел. Я отчаянно надеялась, что у него хватит ума не хлопнуть дверью. Ума у него хватило, и дверь закрылась тихо, но я все равно съехала по стене на пол и схватилась за голову. Сердце стучало так, что удары отдавались в висках.

– Санька, ты чего? Испугалась?

Сглотнув слюну, я открыла глаза. В холле не было ни души, а рядом стоял Шкипер и участливо на меня поглядывал.

– Пашка, ты сволочь.

– Опаньки…

– Ну, какого черта ты к нему пристаешь? Из дерьма конфеты не сделаешь.

– Да знаю, знаю, – не стал спорить Шкипер. Протянул руку, помог мне встать, помолчал, глядя в окно на серый зимний день. Неожиданно жестко сказал: – Ты не беспокойся. Ему полезно иногда.

– Шкипер, его учить – что мертвого лечить, – убежденно сказала я. – Тем более на людях. Это ведь такая скотина злопамятная, поосторожнее бы ты, ей-богу…

Шкипер молчал, и в конце концов умолкла и я, понимая в глубине души, что ничего нового ему не сообщаю. В холл из кухни испуганно заглянула Милка, тут же спряталась обратно, но Шкипер заметил это движение и негромко засмеялся:

– Всю родню до смерти напугали… Ладно, детка, мне ехать надо. Сумку соберешь?

– Куда летите?

– В Рио.

Шкипер в последнее время часто стал летать в Бразилию. Какого рода бизнесом они там занимались, я, разумеется, не знала, но чувствовала, что интересы Шкипера постепенно перемещаются из Европы в Южную Америку. Меня это беспокоило – не столько из-за дальности территории, сколько из-за Жигана, для которого Баия и Рио-де-Жанейро давно были родным домом. Жиган на своей территории мог быть опасен даже для Шкипера, но вслух я ничего не говорила. В конце концов, Шкипер работал с Жиганом много лет, знал его лучше, чем я, и, несомненно, был умнее – и меня, и Жигана.

Время шло незаметно. Мы жили в Лидо уже третий год. За это время я мало виделась со Шкипером: приезжал он редко и ненадолго, несколько раз забирал меня с собой в Париж, Вену и Лондон, и всякий раз я впадала в панику при мысли о том, что мне, возможно, придется сопровождать его на каких-нибудь официальных мероприятиях. Но он, помня, вероятно, о скандале в апартаментах «Мадлен», не предлагал мне ничего подобного, видимо, в самом деле пользуясь услугами девушек из служб эскорт-сервиса. В конце концов я успокоилась.

Бьянке исполнилось семь лет, и я с согласия Шкипера отвела ее в школу. Она уже давно и окончательно забросила свои истерики и оказалась милой, жизнерадостной, очень хорошенькой девочкой. Она с легкостью болтала по-итальянски, по-русски и по-цыгански, очень любила танцевать, целыми днями носилась в компании сверстников по пляжам и, к моему немалому сожалению, терпеть не могла книжки. Я, в ее возрасте уже читавшая Пушкина и Гоголя, долго пыталась приохотить ее к чтению, заказывая через Интернет самые лучшие русские сказки, но Бьянка в лучшем случае вежливо рассматривала картинки и нетерпеливо поглядывала поверх книги в затянутое виноградными плетями окно. В конце концов Милка сказала мне:

– Не издевайся над дитём, к чему ей такие толстые книжки читать? Будет очень умная, ее и замуж никто не возьмет! Я восемь лет в школе мучилась, и чего хорошего? Вот сейчас застрели меня – ничего не вспомню, а ведь по физике экзамен сдавала! И по химии! А из всей алгебры только слово «дифференциал» помню… Потому что красивое!

В Милкиных словах была своя правда, и я отступилась: тем более что Шкипер на усиленном образовании дочери не настаивал: «Пусть делает что хочет».