Начавшиеся на Юго-Западном фронте бои еще не определились по результатам.

Утопающий хватается за соломинку, и набожный великий князь был очень утешен в эти дни сообщением, что около 20 августа государь повелел доставить в Ставку из Троицко-Сергиевской лавры икону «Явление Божией Матери преп. Сергию», написанную на доске от гробницы преп. Сергия и с XVII в. всегда сопровождавшую в походах наши войска. Этот образ сопровождал царя Алексея Михайловича, когда он воевал с Литвой; был при Петре Великом во время Полтавской битвы, при Александре I в кампании 1813–1814 гг.; сопровождал имп. Александра II в 1855 г. при его поездке в Николаев, был при главной квартире армии в Русско-турецкую войну 1877–1876 гг. и при Ставке Главнокомандующего в Русско-японскую войну 1904–1906 гг.

Мистически настроенный великий князь в этом повелении видел особенное знамение милости Божией, обещающее успех оружия, и с нетерпением ждал прибытия иконы. Икону вывезли из Москвы 24 или 25 августа, но из-за той же тайны о месте нахождения Ставки она прибыла в Ставку лишь 30 или 31 августа. К сожалению, не помню, каким кружным путем она добиралась до Ставки.

Что же происходило в это время в Восточной Пруссии после занятия Инстербурга? Буду рассказывать co слов полк. Бучинского, служившего тогда в штабе 29-й пехотной дивизии, в 20-м корпусе.

Достигшая победы в первых числах августа армия генерала П.К. Ренненкампфа остановилась за Инстербургом. Отброшенный почти к Кенигсбергу командующий немецкой армией телеграммой просил у Вильгельма разрешения, ввиду огромных русских сил, угрожающих ему, очистить всю Восточную Пруссию. В ответ на такую просьбу Вильгельм смещает его и назначает командующим потерпевшей поражение армии бывшего в отставке генерала Гинденбурга, а начальником его штаба – только что отличившегося в Бельгии полковника Людендорфа.

Гинденбург получает два снятых с французского фронта корпуса – 1-й гвардейский резервный и XI армейский и, оставив против Ренненкампфа незначительный заслон, бросает все свои войска против генерала Самсонова, причем XVII корпус обрушивается на левый, а XX корпус – на правый фланг армии генерала Самсонова. На левом фланге, не выдержав натиска, отступили назад наши корпуса: 1-й (генерала Артамонова) и ХХIII (генерала Кондратовича); на правом фланге то же сделал VI корпус (генерала Благовещенского). Остались в бою только два корпуса: ХIII (генерала Клюева) и XI (генерала Мартоса). Наводившие ужас на наши войска бронированные автомобили и искусство маневрирования позволили немцам окружить и частью истребить, частью пленить оба эти корпуса. Командующий армией генерал Самсонов при этом застрелился, блуждая в лесу, настигаемый противником. Штаб его спасся. Это произошло в ночь с 14 на 15 августа.

Разгромив генерала Самсонова, Гинденбург обрушивается на Ренненкампфа с 17–18 дивизиями и 180 батареями против наших 17 дивизий и 116 батарей. Что же делает последний? Штаб 1-й армии перехватывает немецкую шифрованную телеграмму, что к правому флангу Ренненкампфа подвозятся из Франции два немецких корпуса: 1-й гвардейский и XI армейский и что наступление поведется на правый фланг (от моря). На основании этой телеграммы генерал Ренненкампф делает распоряжения: перебрасывает туда, с левого фланга, как на самое опасное место, уставший, более других потрепанный ХХ корпус, перебрасывает только потому, что он не переносит командира этого корпуса старика генерала Смирнова, и делает другие перегруппировки, готовясь драться с неприятелем на правом крыле своей армии. Что не было понятно командующему армией, то ясно было поручику.

Поручик Лбов убеждал привезшего в штаб XX корпуса распоряжение из штаба капитана Малеванова, что немецкая телеграмма, несомненно, провокационная, и нельзя на ней строить стратегические расчеты. Так и случилось. Когда левый фланг армии Ренненкампфа был ослаблен переброской войск на правый фланг, Гинденбург, без всяких подкреплений с французского фронта, повернул свои войска от разбитой армии Самсонова на левый фланг нашей 1-й армии, на краю которого стоял II корпус (генерала Шейдемана). II корпус натиска не выдержал и начал отступать. А за ним началось бестолковое, беспорядочное отступление всей армии, без бою бросавшей орудия и обозы. Корпуса правого фланга отходили под давлением немецкого резервного корпуса и I кавалерийской дивизии. Командующий армией сам создавал панику. 27 августа он быстро уехал из Гумбинена в Вержболово, а оттуда в Ковно. В Вержболове была усилена охрана его поезда: на всех площадках вагонов были выставлены вооруженные солдаты. С 27 авг. Ренненкампф уже фактически не управлял армией, потеряв связь с нею или, что вернее, бросив ее на волю судьбы. Еще хуже были его предшествовавшие этому факту приказы. В одном он говорил: «пробиваться штыками, где можно», когда на самом деле нигде почти не надо было пробиваться. Можно себе представить настроение частей после этого приказа, когда каждый имел право и основание заключить, что армия окружена. В другом приказе он предписывал: «войскам отходить к Ковно», после чего все потянулись на Вержболовское шоссе, как на более удобную дорогу. Последнее скоро оказалось запруженным обозами и парками.

А в это самое время генерал Ренненкампф слал донесения в Ставку: «Армия отступает, выдерживая страшный натиск двенадцати немецких корпусов»… «Армия геройски отбивается от во много раз превосходящих сил противника»… «Двадцатый наш корпус окружен» и пр.

Только 2 сентября остановились наши войска и тут увидели своего «героя» командующего. Объезжая полки, генерал Ренненкампф благодарил их за «геройскую» службу. Но он остался очень недоволен, узнав в ХХ корпусе, что последний совсем не был окружен. При этом отрешил от должности начальника штаба XX корпуса генерала Шемякина за то, что последний не донес, что в приданном к корпусу тяжелом дивизионе уцелело 20 орудий (потеряно было 4 орудия). Заявление командира корпуса, что доносят о потерянных, а не об уцелевших орудиях, еще более обозлило командующего (небезынтересно, что начальником оперативного отделения штаба I армии был тогда полковник Генерального штаба Каменев, потом знаменитый красный главковерх.).

Во время отступления 1-я армия бросила (в бою и без боя) свыше ста орудий. Генерал Ренненкампф, донося о «геройском» отступлении, об этой потере умалчивал, а чтобы восполнить потерянное, он потребовал затем выслать ему: сто тел, сто лафетов, двести колес и пр. Вверху, по-видимому, поняли его и ответили, что лучше вышлют ему сто орудий в целом, чем в разобранном виде.

Не оправдавший в этом последнем деле своей репутации выдающегося боевого генерала, генерал Ренненкампф предусмотрительно позаботился об охране своего собственного благополучия.

Он очень предусмотрительно устроил при себе на должности генерала для поручений свиты его величества генерала, князя Белосельского-Белозерского, бывшего раньше командиром лейб-гвардии Уланского полка, а потом командиром бригады Гвардейской кавалерии, человека, сильного своими связями при дворе. По-видимому, он и сам был близок к царю и царице. А главное, на его родной сестре был женат чрезвычайно близкий в то время к царю, как и к великому князю, князь В.Н. Орлов, начальник походной Его Величества канцелярии. Этот князь Белосельский-Белозерский в штабе 1-й армии сразу стал самым близким лицом к Ренненкампфу и, как мы увидим, после описанной неприятной истории помог ему сухим выйти из воды.