«Лед Зеппелин», играющие в «Гринз–Плейхаусе» — лучшее ощущение на свете. Я никогда не смогу пережить ничего подобного. Ни одна группа музыкантов на меня больше не в состоянии оказать такого воздействия. Я для этого слишком стар. Я об этом жалею.

Нет сомнения, что многим людям памятно такое чувство.

— Оно, конечно, может быть, не связано с «Лед Зеппелин», — признаюсь я Манкс. — Я не стану утверждать, что банда, которая столько значила для меня, должна значить столько же для всех.

Манкс говорит, что когда ее сводный брат сходил на легендарного Кул Херка, человека, который изобрел брейк–бит, он настолько этим увлекся, что несколько недель не мог говорить ни о чем другом.

— И я знаю женщину, которая говорит, что ее жизнь преобразилась после того, как она побывала на «Нирване», — продолжает Манкс. — Она три месяца подряд слушала их первый компакт. По десять часов ежедневно, а когда, в конце концов, сходила на их выступление, то увлеклась до того, что бросила работу и принялась учиться играть на гитаре.

Это может быть Элвис Пресли, «Роллинг Стоунз» или «Паблик Энеми». А может быть, вечер, когда ты услышал ди–джеев Химозу и Бурю, был лучшим в твоей жизни. «Мэник Стрит Причерс», «Смитс», «Секс Пистолз», Тодд Терри, Мэрилин Мэнсон, кто угодно. Банда, которая сделала жизнь сносной, когда ты сидел безвылазно в своей спальне, а против тебя ополчился весь мир. По крайней мере, один раз в твоей жизни все было идеально. «Лед Зеппелин» в Глазго. До этого я ходил грустный, после — разочарованный. Но когда банда играла, все было в порядке.

Все больше людей наплывает к сцене, поближе к банде. Иные новоприбывшие протискиваются сбоку, оттесняя нас с Черри назад. Черри не желает с этим мириться и пробивается обратно. Я ныряю следом за ней. Нельзя не восхищаться ее решимостью. Такими темпами она скоро вообще вырвется на сцену.

Зед по–прежнему в самом первом ряду. Никаким новоприбывшим его не своротить. Грег с Сюзи так далеко к сцене прорваться не смогли. Я рискую оглянуться и, хоть я не уверен, но, по–моему, вижу краем глаза, как они держатся за руки, а банда затягивает медленный блюз «С тех пор, как я тебя люблю».

Я раньше делил песни «Лед Зеппелина» на три разновидности: тяжелый рок, хиппи/кельтская мистика и блюз. Категории очерчены не жестко, но вполне рабочая система.

Из трех видов наименее любимым у меня был блюз. Я мог без проблем представить, как бок о бок с эльфами и хоббитами я брожу по туманным горам — это я делал каждое утро, разнося газеты, — но соотнести себя с блюзом мне было труднее. Их блюзовые композиции — все сплошь про коварных женщин и покупку своей крошке драгоценностей, кажется, они принадлежат совсем другому миру. Даже в 1972 году они казались устаревшими. Ни у кого и в мыслях не было, что покупать своей крошке жемчуга–алмазы — самый подходящий способ все устроить. Было уже известно, что женщины наделены интеллектом. Они даже не хотели, чтобы их звали крошками.

Мне до этого всего тогда не было дела. Объяви «Лед Зеппелин», что отныне они станут играть только блюзы, причем играть их будут тихо–тихо, — они бы все равно не перестали быть моими кумирами.

«Лед Зеппелин» гремят «Черного пса». Роберт Плант запрокидывает голову и воет — со сцены катится рокочущий звук, от которого мы все начинаем ходить ходуном, как от штормовой волны. В этой композиции есть момент, где музыка замирает и Роберт Плант поет «Аа, Аа, Аа, Аа», пока снова не заскрежещет рифф. Когда дело доходит до этого момента Плант поет несколько первых «Аа», потом поворачивает микрофон к залу и мы все хором азартно воем точно в такт. Все счастливы. Роберт Плант встряхивает своими белокурыми волосами, которые в лучах прожекторов кажутся красными. Здесь очень незатейливое освещение — по сцене мечутся лучи, одновременно меняя свой цвет с красного на синий, с синего на зеленый. Даже этих простейших световых эффектов с избытком хватало, чтобы вызывать буйные галлюцинации в головах юных поклонников рока, начинающих свои первые опыты с ЛСД.

Джимми Пейдж продлевает гитарное соло и привносит радикальное изменение — играет рифф на октаву выше. Мы еще раз поем «Аа», еще немного гитары, и вдруг — конец, от которого зал на мгновение зависает в экстазе. Когда разражаются аплодисменты, кажется, что 3000 человек не в состоянии создать столько шума; скорее похоже, что шотландцы забили гол и это ликует Хэмпденский стадион. Овации длятся и длятся. Роберт Плант пытается объявить новую песню и улыбается — голос его тонет в несмолкающем вое. Все четверо музыкантов переглядываются и улыбаются. Кажется, они довольны тем как их принимают, хотя должны бы привыкнуть к таким вещам.

Наконец Планту удается заговорить:

— Мы хотели бы посвятить следующий номер программы отелю «Сентрал».

Вдруг упомянутое название отеля в Глазго подымает девятый вал ликования. Это великолепно, что «Лед Зеппелин» упоминают здание в нашем городе. Мы чувствуем, что нам оказали честь.

Они затягивают «Хоп на туманную гору». Мы остервенело лупим в ладоши, пока не меняется рифф и не сбивает нас с такта. У «Лед Зеппелин» отлично получались эти смены темпа. Несмотря на то, что их песни зачастую звучат достаточно просто, в них очень много изменений темпа. У них это получалось, потому что они были превосходными рок–музыкантами.

Что за банда!

— Фантастика! — орет мне в ухо кто–то рядом, и я ему улыбаюсь и снова принимаюсь скакать вверх–вниз.

Несколько лет назад я написал книжку о шотландских феях[4]. Феи мне очень по душе. Во времена концерта «Лед Зеппелин» я о них еще не написал, но будь это так, получилось бы примерно следующее:

Порхая над балконом, феи изумленно глядели вниз.

— Поверить не могу, — сказала Джин.

— И я не могу, — сказала Агнес. — Сроду не слыхала ничего подобного.

— Правду писали в газетах. «Лед Зеппелин» — лучшая группа в мире. И вот они в Глазго играют в «Гринз–Плейхаусе».

— Какая удача, что мы выбрались в город как раз на этой неделе. Не правда ли, этот юноша очень хорошо играет на гитаре? Сроду не слыхала столь искусного в музыке смертного.

— И я не слыхала. Передай–ка мне виски, будь добра. А после давай вылетим на сцену.

И с этих пор навсегда изменился облик Шотландского Общества Фей.

Несколько лет спустя, у Джин и Агнес родилось по дочери. Они стали первыми Шотландскими Феями, которые побывали в Нью–Йорке.

— Добрый вечер, — говорит Роберт Плант, когда смолкают овации после блюза. Во время приветствия шум снова крепнет. Певец улыбается.