— Как поживает ваш младший брат? — Голос Эндрю звучал ровно, но в нем было достаточно угрозы, чтобы заставить Силвермена сбавить обороты. — Тюрьма — опасное место для такого парнишки.

— Вы действительно сукин сын, — отрывисто бросил Джереми.

— Это я уже слышал.

— Это надолго? Я занят.

— Никак картошку копаете? — съязвил Эндрю.

— Что вам нужно, Дафф?

— Информация. Еще не потеряли квалификацию?

— Здесь не очень-то развернешься.

— Я знал, что вы меня поймете, — откликнулся Эндрю и прикинул в уме расстояние. — Я буду у вас через три часа.

Джереми тоскливо вздохнул.

— Тогда до встречи, — сказал он и дал отбой.

Эндрю положил трубку. Он стрелял наугад, но если он окажется прав, то эта информация позволит ему приблизиться к Кристоферу Нортону. А заодно и к правде.

У него появился реальный шанс спасти карьеру, но стоит ли карьера разрыва с любимой женщиной?

Лови мужчину. Брось девушку.

Расследуй дело. Скажи Гейл «прощай».

Да, кошмарная альтернатива, подумал он с горечью, доставая из стола ключи от машины.

Он часто нарушал правила. Может быть, настало время не оставить от них камня на камне? Чтобы больше никому не причинять боли. И в первую очередь прекрасной леди доктору, которая похитила его сердце.

Когда из клиники ушел последний пациент, Гейл тихо вошла в кабинет доктора Спенсера и закрыла за собой дверь. Слава богу, что Айрин отходчивая женщина. Гейл не могла сдержать слово. Да, работать бок о бок со Спенсером было тяжело, но Гейл относилась к старику с уважением. Поэтому она считала себя обязанной сделать все, чтобы он протянул как можно дольше.

— Зачем пришла, девочка? — спросил Спенсер, не удосужившись оторваться от медицинского журнала. — Хочешь госпитализировать еще одного больного с шишкой на голове?

Гейл тяжело вздохнула.

— Эндрю был моим больным, — мягко напомнила она, прислонившись к двери. — С такой травмой ночь в больнице пошла бы ему на пользу. И он поехал бы туда, если бы не ваше вмешательство.

Спенсер посмотрел на нее поверх оправы очков.

— И как твой пациент чувствует себя сейчас?

Щеки Гейл залил яркий румянец. Ее пациент чувствует себя прекрасно. В полном смысле этого слова.

— Так кто оказался прав? — Спенсер хмыкнул и снял очки. — Что, сплетни о тебе и твоем пациенте имеют под собой почву?

Гейл открыла рот, чтобы возразить, но Спенсер поднял брови, молча показывая ей, что лгать не имеет смысла. Поэтому она просто кивнула.

— Ты могла бы сделать и худший выбор, — проворчал он.

Кажется, таким необычным образом он попытался сказать, что одобряет ее связь с Эндрю. Гейл еле заметно улыбнулась. Она так давно стала сама себе хозяйкой, что уже почти забыла, как приятно, когда время от времени другие заботятся о тебе.

— Доктор Спенсер, я пришла сюда не для того, чтобы разговаривать обо мне.

Наступила его очередь вздохнуть.

— Айрин слишком много болтает, — недовольно сказал он. — Я знал, что не следует доверять этой ворчливой старой зануде.

Несмотря на сложность предстоящего разговора, Гейл невольно рассмеялась.

— Кто бы говорил!

Спенсер гневно нахмурился.

— По-твоему, я старый ворчун?

— Ну, если содержание соответствует форме… — Гейл оттолкнулась от двери, сделала несколько шагов по потертому ковру и села в пухлое бархатное кресло винно-красного цвета.

Спенсер закрыл журнал.

— Зато я не зануда. Я живу и даю жить другим.

— В самом деле? С каких это пор?

На его губах появилась слабая улыбка. Это зрелище было таким необычным, что Гейл вытаращила глаза.

— Придержи язык, — сказал Спенсер, погрозив ей пальцем. — В конце концов, пока я здесь главный.

Гейл пристально посмотрела на Спенсера. Он не выглядит смертельно больным, он смотрится таким же сильным и кряжистым, как обычно. К несчастью, через несколько недель все изменится и он станет тенью самого себя.

— Что вам сказал онколог?

— Это не онколог, а разбойник с большой дороги. Чтобы протянуть еще немного, придется изрядно раскошелиться.

— Значит, вам предстоит курс лечения? И что он рекомендовал?

Спенсер отвернулся и посмотрел в окно. Прошла целая минута, прежде чем старик снова посмотрел на Гейл.

— Я еще ничего не решил, — тихо сказал он. Его голос, обычно низкий и ворчливый, внезапно прозвучал удивительно мягко.

Гейл закрыла глаза и тяжело вздохнула. Ее сердце сжалось от боли.

— Почему? — спросила она. — Почему вы так эгоистичны? В этом городе многие зависят от вас. Вы нужны им, Барт. А они нужны вам.

Он снова фыркнул, на этот раз неодобрительно.

— Ничего, как-нибудь обойдутся.

Гейл покачала головой.

— Вы кривите душой. Неужели вы забыли, сколько времени эти люди привыкали ко мне? И все равно остались те, кто хочет иметь дело только с вами. Мой контракт скоро кончится, и я уеду в Нью-Йорк. У вас останется время, чтобы пригласить в клинику другого врача? Или вы будете настолько эгоистичны, что дадите клинике закрыться? А о жителях Оуквуда вы подумали?

Спенсер встал и посмотрел на нее сверху вниз. Его брови сошлись на переносице, глаза заблестели.

— Не смей читать мне нотации, девчонка! Я не срываюсь со старта, как нервная скаковая лошадь при звуке колокола! Нью-Йорк… — сердито проворчал он. — Таких малышек, как ты, этот город глотает живьем.

— Барт, речь не обо мне. Речь о вас.

Он отвернулся, подошел к каминной полке, на которой стояли десятки фотографий в рамках, сунул руки в карманы белого халата и несколько секунд смотрел на снимки.

— Я не боюсь смерти, — наконец мрачно сказал Спенсер. — Я старый человек, переживший всех своих родных. Мой сын и слышать не хотел о медицине. У меня чуть инфаркт не случился, когда он сказал, что хочет стать ихтиологом. Больнее мне было только один раз — когда он погиб.

От Айрин Гейл кое-что знала о прошлом Спенсера. Он женился на девушке из Джорджии и привез ее с собой в Оуквуд, унаследовав отцовскую клинику. У них был единственный сын, Джеффри, который в семнадцать лет утонул в Атлантике, когда его яхту перевернул неожиданно начавшийся шторм. Жена Бартоломью пережила сына на год. Спенсер так и остался вдовцом. Правда, Гейл подозревала, что у него был долгий роман с Айрин. Но об этих делах Айрин помалкивала, что было совсем не в ее стиле.