Эндрю уставился в чашку с мороженым. Он не мог видеть ее глаза, полные надежды. Надежды на то, что у них действительно есть будущее.

— Что заставило тебя передумать? — наконец спросил он, от души надеясь, что его голос звучит небрежно.

— Только между нами, — предупредила она, положив в рот кусочек мороженого. — Доктор Спенсер смертельно болен. У него рак. Он спросил меня, согласна ли я принять у него клинику, и я ответила согласием.

Эти слова заставили Эндрю отвлечься от заворожившего его мороженого. Лицо Гейл было таким бесстрастным, словно она не приняла самого важного решения в жизни, не ждала его реакции и не надеялась на счастье, которого он не мог ей дать.

— Кажется, ты говорила, что семейная медицина тебе не по душе, — напомнил он.

Гейл вздохнула и поставила чашку на тумбочку.

— Я могу продолжать работать два уик-энда в месяц в отделении неотложной помощи окружной больницы, — сказала она, глядя Эндрю в глаза. — Но Оуквуду нужен врач. Здешние жители знают меня, а большинство немногих пациентов, которых еще лечит Спенсер, доверяют мне.

Ее взгляд не мог скрыть владевшие ею дурные предчувствия и еще чего-то, очень похожего на страх.

— Есть и еще кое-что, что тебе следует знать, — проговорила Гейл, положив руку на его бедро, укрытое простыней. — До сих пор я была с тобой не совсем откровенна.

Ее прикосновение обжигало. А слова проникали в самую глубь его лживой души.

— Помнишь, ты спрашивал меня про родных?

О боже, неужели это окажется еще труднее, чем ему казалось? Он и без того выкопал себе самую глубокую яму на свете. Гейл хочет рассказать ему о брате. Нужно остановить ее, пока не стало слишком поздно.

— Гейл… — начал он, покачав головой.

— Нет, это важно. Я лгала тебе, Энди. Мне очень жаль, но в то время я не могла поступить иначе. Надеюсь, ты выслушаешь и поймешь меня.

— Радость моя, пожалуйста, позволь мне…

— Нет! Дай мне закончить, — прервала его Гейл. — Мои родители действительно умерли. Тут я не лгала. Но у меня есть… — Ее заставил замолчать телефонный звонок. — Придется взять трубку, — сказала она, вставая с кровати. — Теперь, когда Спенсер болен, я единственный врач в этом городе.

Эндрю выбрался из постели, натянул джинсы и пошел за ней на кухню. По дороге он взял со стула конверт.

Гейл сняла трубку после третьего звонка.

Как только она положит трубку, он скажет ей все. Если Гейл вызовут к больному, он поедет вместе с ней и заставит ее выслушать правду. Потом он попросит прощения, скажет, что любит ее, и навсегда уйдет из ее жизни. Именно это она велит ему сделать. Сомневаться не приходится.

— Доктор Нортон, — сказала она в трубку и улыбнулась Эндрю, вошедшему в кухню с конвертом в руках.

Боже, что за чудная улыбка! — с тоской подумал Эндрю.

Гейл нахмурилась и через секунду повторила:

— Алло? — Внезапно ее глаза сузились, а руки задрожали. — Крис? О господи… — испуганно выдохнула она. — С тобой все в порядке? Что случилось? — Гейл закрыла глаза, но Эндрю успел заметить, что они полны слез. — Да, — срывающимся голосом сказала она. — Эта история оказалась слишком длинной.

У Эндрю не было времени размышлять как над своими поступками, так и над реакцией Гейл. Он потянулся к телефону.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и окаменела. Эндрю взял трубку, не дав Гейл опомниться и нажать на рычаг.

— Нортон, — сказал он. — Я знаю, что вас подставили. Если вы дадите мне такую возможность, я постараюсь помочь вам.

Молчание.

— У меня есть доказательства, — продолжил Эндрю, моля бога, чтобы Крис не дал отбой. — Их немного, но и этого будет достаточно, чтобы вы могли восстановить свое честное имя.

— Кто вы? — наконец спросил беглец.

— Специальный агент Эндрю Дафф, — сказал он, старательно избегая взгляда Гейл. — ФБР. Вы ведь не убивали Манчини и Крэга, правда?

Снова молчание.

— Черт побери, Нортон! — вспылил Дафф. — Не вешайте трубку! Скажите, где и когда с вами можно встретиться. Клянусь, я могу вам помочь.

— Телефон прослушивается? — наконец спросил Кристофер.

— Да, конечно. Я записываю все разговоры. Но пусть это вас не волнует. Записи нашей с вами беседы там не будет.

— Откуда я знаю, что это не ловушка?

— Вы должны верить мне, — сказал Эндрю. Он поднял глаза и посмотрел на Гейл. На ее лице были написаны ужас и боль, от которых у него сжалось сердце. Она тоже поверила ему, а как он этим распорядился? Он втоптал ее доверие в грязь. — Нортон, Диана Тернер может попасть в беду. Думаю, что против вас с ней существует заговор.

Крис гневно выругался.

— Я перезвоню вам через час, — сказал он и дал отбой.

Эндрю повесил трубку и повернулся к Гейл. Ее взгляд надрывал ему душу. Сознание того, что он оказался предателем, было невыносимо. Уж лучше бы его сожгли на костре.

— Кто ты, черт побери?! — выпалила она.

У него был только один ответ. Первый абсолютно честный ответ за весь месяц.

— Человек, который безумно любит тебя.

Ледяной смешок Гейл заставил его поморщиться. Существует миллион других способов удостоверить свою личность, но Эндрю сомневался, что какой-нибудь из них мог бы уменьшить боль и гнев, читавшиеся в ее взгляде.

— Думаешь, я поверю? Убирайся к черту! — крикнула она.

Эндрю потянулся к ней, но Гейл попятилась.

— Не прикасайся ко мне!

Горечь, звучавшая в ее голосе, железными когтями впивалась в его сердце. Гейл отдалилась от него и физически, и душевно, и теперь он бессилен сократить разделявшее их расстояние.

— Гейл, ты должна выслушать меня.

— Зачем? Чтобы услышать новую ложь?

Она выпрямилась, гордо подняла голову и ушла в спальню.

Эндрю волей-неволей пришлось пойти следом. Он не верил, что сумеет заставить ее понять. Разве можно это сделать, если он сам не понимает, почему позволил вещам зайти так далеко?

Гейл оскорблена, и он ненавидит себя за то, что причинил ей боль. И все же нужно найти слова, которые убедили бы Гейл в искренности его чувства. По крайней мере, его любовь — это святая правда. Впрочем, его мольбы не изменят того, что он лгал ей, использовал ее и причинил ей боль.

— Послушай, я понимаю, что ты сердишься, но…

Гейл смерила его яростным взглядом, а потом стащила с себя его футболку и бросила на кровать.

— Сержусь? Слишком мягко сказано! — Оставшись в одних красных носках, она пересекла комнату, подошла к комоду и выдвинула верхний ящик. — Кажется, я велела тебе убираться отсюда! — бросила она, надевая трусики.