– Я понял тебя, партнер.

Оба опять побрели в полном молчании. Мишка смотрел себе под ноги. Если бы мать только знала, что с ним случилось здесь, в Судане… Впрочем, она – обычная женщина. Не стоит ее ни в чем винить.

Мишка почувствовал, что у него подкашиваются ноги. От жажды он совсем ослабел. Солнце, казалось, пропекло голову насквозь и сварило мозг. И тут ему стало совершенно безразлично, как он умрет. Подумав так, мальчишка упал на колени.

– Партнер! Молчи! Нельзя! – услышал он сквозь какую-то невообразимую шумовую завесу и закрыл глаза.

Дни текли, а ничего не происходило. Хашим постоянно держался с Сиддиком на связи. Но у того не было новостей. Кроме одной. Еще один звонок. Он раздался на следующее утро, как жена профессора попала в реанимацию. От пронзительного требовательного звонка Сиддик подскочил в кресле, будто его ужалил скорпион. Он не мог спать в кровати. Так и заснул, сидя у телефонного аппарата.

– Слушаю! – почти крикнул он в трубку.

– Это я тебя слушаю, профессор. Как там наши дела? – поинтересовался грубый мужской голос.

Сиддик утер тыльной частью ладони разом выступивший на висках пот.

– Это – большая сумма. Ее так быстро не собрать. Нужно время.

В трубке что-то затрещало. Возможно, звонивший в раздражении стал барабанить пальцами.

– Времени у тебя нет. Или почти нет. Даю неделю. Запомни. Семь дней с этого звонка.

– Погодите! – выдохнул Сиддик.

– Что?

– С мальчиком все в порядке? Я должен быть уверен…

– Это я должен быть уверен! – оборвал незнакомец. – Еще неделю его жизни ничто не угрожает. Потом… – звонивший сделал многозначительную паузу, – ты ведь не будешь делать глупости, профессор? Никакой полиции. Учти, я узнаю об этом моментально. И тогда парню конец.

Сиддик закивал, будто незнакомец мог видеть его лицо.

– Нет, нет, никакой полиции, клянусь вам! Я сделаю все…

– Правильно. Иначе и тебе конец. Вряд ли русский оставит тебя в живых. Ты понял?

– Да! Где произойдет передача?..

– Я назначу место, пусть это тебя не волнует. Готовьте деньги.

Сиддик еще несколько минут стоял с гудящей трубкой в руке. Душа его трепетала. Он не был уверен, что поступает правильно. Однако… иного выхода не видел.

С того звонка прошло еще четыре дня. Профессор извелся от ожидания и неизвестности. Похоже, Хашим полностью разделял его чувства. Разумеется, а как же иначе! Пока исчезновение мальчика держалось в секрете. Но международного скандала было не избежать. А это очень не понравится президенту. Тем более что в самом разгаре в американских средствах массовой информации был другой скандал – избиение полицейскими женщины прямо на улице Хартума. Правозащитники ухватились за видео, попавшее в Интернет. Теперь оно «гуляло» сразу по нескольким сайтам, комментарии провоцировали негативное отношение к правительству Судана. Северного Судана… Хашим мог просто лишиться своей должности.

Профессор часами сидел в палате у жены. Адиля постоянно спрашивала, что с мальчиком. Сиддик изворачивался, как мог. Ей нельзя было волноваться. Врачи возобновили сеансы химиотерапии. Адиля похудела, в глазах горел огонь беспокойства. Сиддику казалось, что одно только появление похищенного мальчика вернет ей здоровье. Возможно, это было не так. Но Сиддик надеялся.

Дети дома вели себя тихо, напряжение отца передалось и им. Они не спрашивали лишнего. Кажется, они догадывались…

Хашим держался как старый верный приятель. Сиддик был чрезвычайно благодарен за это. Раз даже поддался на уговоры шефа, и они просидели в ресторане весь вечер.

– Тебе нужно бывать на людях, иначе пойдут кривотолки, – резонно заметил Хашим.

Сиддик не возражал. Он сейчас вообще с трудом ориентировался во внешнем мире. Звуки и картинки расплывались. Все внимание профессор сосредоточил на двух проблемах. Здоровье жены. И жизнь мальчика. Нет. Здоровье мальчика. И жизнь жены. Одно зависело от другого.

– Я понимаю, каково тебе, – повторял Хашим. – Чувство вины – самое страшное чувство для порядочного человека. А ты, Сиддик, порядочный, редкий человек. Ты не справишься с угрызениями совести, если мальчишка пострадает. Да и жена твоя тоже…

Сиддик кивал. Но продолжал молчать. Он стал осторожным. Впервые в жизни что-то скрывал от близких. А самыми близкими сейчас были жена и Хашим, ректор, босс, друг. Однако Сиддик начал действовать на свой страх и риск. Чего было больше – страха или риска, он даже не представлял.

Дни превратились в сплошной кошмар. Приходилось принимать самостоятельное решение. А это для Сиддика было труднее всего.

«Акундьо с каждым разом требует все большего. Кажется, я схожу с ума. Иногда я внутренне соглашаюсь с тем, чтобы стать жрецом-олубару. Но не сегодня! Нет. Я не готов. Остаться здесь до конца жизни? Нет!»

Дэвид торопливо читал следующий дневник своего отца. На протяжении десятков страниц тянулась история сомнений. Алекс Томпсон не желал принимать той чести, что решило оказать ему племя догонов.

«Жрец-олубару обязан тщательным образом следовать всем традициям и закончить свое существование в возрасте шестидесяти лет. По исполнении указанного возраста олубару уходит в тайное поселение, где его приносят в жертву духу Йуругу. Его вызывают в час Сумеречной Зоны при помощи боя в ритуальные барабаны. Все участники жертвоприношения погружаются в глубокий транс. Наверное, поэтому им становится все равно, живы они или уже мертвы… Теперь я знаю, что уготовано мне здесь, на плато Бандиагара. Став жрецом, я не смогу оставаться тем, кем я был до сих пор. Я не смогу вернуться к привычному миру. Не смогу иметь семью. И умру в строго отведенное время. Знать дату своей смерти?! Я не могу… Но Акундьо доверяет мне. Он не замечает моей внутренней борьбы. Или считает, что вопрос решен?.. Я не понимаю. Понимаю лишь, что все во мне протестует… Я здесь чужой. Это не мой крест!»

Дэвид оторвался от неровных строк, записанных в пожелтевшей тетради лет сорок назад. Отцу действительно пришлось нелегко.

В душе археолога возникло что-то, похожее на протест.

Если все в наших судьбах предопределено, то лучше не тратить силы на бессмысленный спор… А если нет? Если жизненные события – лишь многовариантная цепь случайностей? В конце концов, сейчас ему, Дэвиду, приходится решать тот же вопрос, что и его отцу когда-то. И как это назвать? Рок? Неотвратимость? Или же авантюрный эпизод, который можно прекратить в любой момент по собственной воле?

Дэвида настораживало вот что: судя по записям отца, догоны действительно знали о мире и вселенной многое. И это была точная, научно подтверждаемая информация. Взять, к примеру, миф о происхождении племени. Догоны утверждали, что единственным первым богом был Амма. Амма из кома земли создал звезды, которые бросил в пространство. Но это согласуется с теорией Большого взрыва, в настоящее время эта теория принята наукой как наиболее вероятное объяснение возникновения Вселенной. Дальше. Первобытное племя, живущее среди скал почти неприступного плато, сохранило в своих древних преданиях совершенно точные сведения о двух спутниках Сириуса, которые невозможно увидеть без помощи телескопа. То есть догоны давным-давно были в курсе того, что сейчас только открывается астрономам, вооруженным мощными современными средствами наблюдения. Вывод о том, что наша Земля вращается вокруг своей оси, сделан сравнительно недавно. Однако догонам известно с древних времен, что вращение по кругу является основным движением в мире! Сегодня общеизвестно, что галактики вращаются по спирали. Но еще не так давно такое утверждение могло поставить под удар репутацию любого ученого…