Люсиль покачала головой. «Мой любимый братик проснулся. Но он уже не был нашим Адамом», – горько произнесла она. Вызванный целитель огласил новый, страшный приговор: мозг парня, серьёзно пострадавший от электрического разряда, испытал вдобавок разрушительное воздействие длительной комы, и деструктивные изменения, скорее всего, необратимы. Разум Адама помутился, сознание исказилось, исковеркалось и уже никогда не станет прежним. И надежд на рецессию практически нет.

«Родители тогда разом постарели лет на десять», – сказала Люсиль. Да и она уже не была маленькой девочкой. Детство кончилось. Тогда многие, сочувствуя семье, советовали отдать душевнобольного в большой город, в больницу-интернат для умалишённых. Там ему обеспечили бы квалифицированный уход, и родители вздохнули бы свободней. Но мистера и миссис Деверо такие советы глубоко оскорбляли и возмущали. Поэтому – как, наверное, поступили бы любые другие любящие родители – они оставили сына дома, продолжая ухаживать за ним и не теряя надежды.

Но беды не оставили семью в покое. Спустя год несчастный случай унёс жизнь мистера Деверо: тот возвращался из города и был застигнут врасплох налетевшим торнадо, буквально в двух шагах от деревни. Эта трагедия подкосила здоровье миссис Деверо, и без того неважное. Однажды заболев и по причине загруженности работой не долечившись, она получила воспаление лёгких и угасла за несколько недель. На руках у дочери. «Наверное, мама просто устала и больше не хотела жить», – вздохнула Люсиль. Кристоф вновь был до глубины души потрясён тем, что в словах девушки не прозвучало ни капли осуждения в адрес матери – за то, что та оставила несовершеннолетнюю дочь наедине с недееспособным братом. Ни намёка на укор – только печаль, тоска, любовь и безграничная нежность. И понимание. Как бы то ни было, Люсиль стала единственной владелицей семейного дела – трактира «Четыре холма». Закалённая жизнью, посуровевшая, рано ставшая взрослой, она в одиночку справлялась и с содержанием гостиницы, и с уходом за братом. Одно время к ней подбивали клинья желающие завладеть лакомым бизнесом – всех ждал решительный отказ. Чужой помощи девушка тоже не принимала, не желала впускать кого-либо в своё личное горе. В конце концов она стала угрюмой, нелюдимой, всё свободное время (коего было не очень много) проводя с братом, единственным родным существом на свете. Окружала его одного всей своей любовью, отчаянно ищущей выхода. А брат, хоть и остался слабоумным, будто бы всё понимал. Он ничем не мог помочь сестре – но всегда был рад её объятиям, радовался вместе с ней, когда она улыбалась, и грустил, когда её посещала печаль. И этим он дарил ей утешение.

В округе стали считать, что над семьёй висит проклятие, и поток женихов иссяк. Все молчаливо ждали, когда же наконец падёт под ударами рока последняя из Деверо. О слабоумном Адаме, тихо существующем за прочными стенами «Четырёх холмов», потихоньку стали забывать. Прекратились разговоры о нём, судачить на эту тему стало дурным тоном и плохим предзнаменованием. Осталось только прозвище-приставка, накрепко прицепившееся к отважной и стойкой девушке: Сестра. Сестра Люсиль.

– Ну вот, теперь ты знаешь мою историю, – закончила Лю-силь, глядя куда-то в сторону.

Кристоф молчал.

– Адам и «Четыре холма» – это всё, что у меня осталось, – тихо добавила девушка. – Я не могу потерять трактир: если это случится, у меня не будет средств содержать брата, и его либо отнимут у меня, либо он погибнет. Если дожди продолжатся, не будет клиентов и постояльцев. У жителей деревни не станет денег, чтоб оплачивать мою кухню. А небо что-то не планирует образумиться… Я не знаю, что мне делать, Кристоф, – мисс Деверо посмотрела на своего собеседника. Взгляд выражал предельную усталость. – Я не знаю.

Кристоф был тронут откровенностью девушки. Не зная, что сказать, какие подобрать слова, как поддержать её, он только и смог, что крепче сжать её ладонь в своей.

– Люсиль, – хрипло произнёс он. – Я… я постараюсь тебе помочь. Обещаю, что приложу все силы, чтобы сделать это!

Девушка вымученно улыбнулась:

– Ты мне уже помог. Спасибо тебе.

– И всё же…

– Не давай невыполнимых обещаний, Кристоф. Не нужно.

К вечеру тучи снова сгустились, начал накрапывать дождь. Похолодало.

Люсиль удалилась в апартаменты своей семьи. Может быть, поспать. Может, успокоить своего брата, да и себя заодно. Кристоф принёс из сарая дров, растопил камин и теперь сидел, задумчиво глядя в огонь. По мере того как за единственным незашторенным окном темнело, пламя будто бы разгоралось всё ярче (хотя это было не так), и блики играли в глазах чародея. Он сидел без звука и без движения так долго, что на каминную полку выполз сверчок. Букашка шевелила усиками, греясь в поднимающихся волнах тёплого воздуха. За пределами круга света, излучаемого камином, сгущался мрак.

В обеденный зал ворвался шум набирающей силу непогоды, вырвав колдуна из оцепенения.

– Бр-р-р, ну и пакость! – Энвер, прикрыв за собой дверь, фыркнула, отряхнулась от воды. – Дождь начинает мне надоедать. Ты один? А что это так темно?

– Один, – Кристоф поднялся со скамьи. Ведьма подошла к нему.

– Ты опять приготовил мне еды? Если так, то вечер удался!

– Ужин подождёт, Эн. У меня есть новости.

– Что, контакт с нашей милой хозяйкой удался и принёс плоды? – с усмешкой полюбопытствовала тёмная колдунья.

Светлый остался серьёзен.

– Это может оказаться зацепкой, которая выведет нас к разгадке.

Усмешка сползла с лица напарницы.

– В таком случае выкладывай. Вот прямо вижу, как сидишь тут, час за часом, и аж подпрыгиваешь от нетерпения, ожидая меня.

– Брат Люсиль жив, – без обиняков выдал Кристоф.

Сказанное казалось настолько невероятным, что Энвер прикинула даже, не шутит ли её товарищ. Нет, Кристоф не шутил.

– Жив? В каком смысле?

– В прямом. Молния не убила его тогда. Он пролежал в беспамятстве год и повредился умом, но он жив. Много ты знаешь людей, уцелевших после удара молнией?

– Ни одного.

– Именно!

Энвер покачала головой:

– Вот это новость так новость! По сравнению с ней мои данные… Хотя…

– Что?

Колдунья изменилась в лице, резким жестом призвала напарника к молчанию.

– Повредился умом, говоришь? – она заговорила бегло. – Я сегодня получила досье на мёртвых чародеев. По детективам – ничего интересного. А вот Росицки – первая жертва, Крис, Росицки был не просто лекарь и доктор медицины, а настоящий профессор в области неврологии и психиатрии. Коллеги считали его наполовину гением, наполовину шарлатаном. Он разработал несколько экспериментальных, спорных методик лечения, в том числе курс оптоакустического гипноза и методику шоковой терапии мозга. Шоковой терапии, Крис!

Кристоф молчал, буравя напарницу взглядом. В этом взгляде чародейка явственно прочла близость момента истины.