Стэнтон задумался.

— Гутьеррес когда-нибудь посещал Гватемалу?

— Мне это неизвестно. Но вполне мог.

— Секундочку! Неужели вы солгали и о том, что Волси заболел до приезда сюда?

— Нет. Так сказал мне он сам. Я утаила от вас только то, что проблемы со сном у него начались рядом со святилищем, откуда он похитил книгу. Он явился туда вовсе не медитировать. Но он действительно не употреблял мяса целый год.

Теперь Стэнтон по-настоящему разозлился.

— Гватемальцам пришлось отправить бригады медиков, чтобы проверить все молочные фермы в Петене, потому что мы исходили из полученной от вас информации. Они и так уже обвиняют нас в том, что мы заставляем их понапрасну тратить деньги и усилия. А что теперь? Мне придется признаться им, что моя переводчица солгала и на самом деле им следует искать некие развалины в джунглях?

Мимо них по променаду промчался паренек на роликовой доске с криком:

— Ну и холод, братишка!

— Я во всем признаюсь иммиграционным властям, — прошептала Чель, когда юнец скрылся из виду.

— Вы думаете, мне есть дело до ваших проблем с властями? Речь идет об угрозе для здоровья людей. Если бы не ваша ложь, мы бы успели задать ему другие вопросы и уже инициировали поиск реального источника болезни в джунглях.

— Теперь я все понимаю, — горестно сказала Чель, поправляя волосы дрожащими пальцами.

— Что еще он успел вам сообщить?

— Он сказал, что храм, где он нашел рукопись, расположен в Петене. В трех днях пешего перехода от его деревни, — ответила она. — Это, вероятно, менее ста миль.

— Где находится его деревня?

Океанский ветер снова растрепал прическу Чель, сбросив прядь волос ей на лицо.

— Этого он говорить не хотел.

— Значит, где-то рядом с этими руинами должен находиться настоящий источник ФСБ, — констатировал Стэнтон. — Это может быть всего лишь одна больная корова, молоко которой отправляют бог знает куда. Вероятно, на экспорт тоже. А пролитое мимо ведер, как это бывало не раз, попадает в почвенные воды, заражая колодцы в округе. Он сказал еще хоть что-нибудь, что помогло бы поискам? Здесь любая мелочь важна.

Чель помотала головой.

— Сказал только, что его духовное животное — это ястреб. А еще у него в деревне остались жена и дочь.

— Что еще за духовное животное?

— Это представитель животного мира, с которым каждый из майя ассоциируется с самого рождения. Он назвался Чуйум-туль, это значит «ястреб».

Стэнтону сразу же вспомнился приемный покой, где на его глазах умер Гутьеррес.

— Он сказал, что его погубил «Человек-птица». Значит, считал, что заразился от Волси.

— Какие у него были на то основания?

— Возможно, Волси привез через границу какую-то пищу, не понимая, что из-за нее уже заболел сам.

— И что же это могла быть за пища?

— Об этом я должен спрашивать у вас, а не наоборот, — заметил Стэнтон. — Чем майя угостил бы человека, с которым у него деловая встреча? Что Гутьеррес мог съесть или выпить, причем продукт должен был содержать молоко?

— Сразу не скажешь. Здесь возможно много вариантов, — ответила Чель.

Внезапно Стэнтон вскочил на ноги и направился к двери своего дома.

— Встретимся у моей машины, — сказал он, в его голосе слышалась решимость. — Она на заднем дворе.

— Зачем?

— Затем, что, прежде чем вы сдадитесь полиции, нам многое необходимо выяснить.

«Интересно, как это характеризует меня?» — размышляла Чель. А именно — тот факт, что даже сейчас ее больше всего волновала новая рукопись и вероятность, что она никогда больше не увидит ее. Что ей не дадут возможности выяснить, кто был ее автором и почему он рисковал жизнью, выступив с протестом против Властителя. Что же она за человек, если даже в момент, когда Стэнтон вез ее к дому покойного Гутьерреса, сосредоточила все свое внимание не на том, о чем ей положено было бы думать? Она не сомневалась, что хозяин машины, молча сидевший за рулем, презирает ее за ложь. Он посвятил всю свою жизнь борьбе против возможной вспышки смертельной болезни, а ее собственное мелочное научное тщеславие подвергло риску огромный город.

Неожиданно для нее самой в памяти всплыли давние слова Патрика. Они поехали тогда в Шарлотсвилл в штате Виргиния на конференцию, посвященную созданию компьютерной базы данных по эпиграфии майя, планируя по ее окончании отправиться в поход по горным тропам Аппалачей. Но Чель согласилась возглавить какую-то очередную комиссию и сообщила, что на поход у нее не остается времени, после чего Патрик и выдал ей все, что думал: «Наступит день, и до тебя дойдет, что ты слишком многим жертвовала ради работы, но упущенного уже не вернешь».

В тот момент Чель решила, что он просто вспылил и скоро успокоится, как это случалось не раз прежде. Но всего месяц спустя они расстались.

Чель заерзала на своем сиденье и почувствовала, что каблук туфли в чем-то запутался. Собачий поводок. Судя по размеру ошейника, пес был крупный.

— Бросьте его назад, — сказал Стэнтон ледяным тоном. Это были его первые слова с тех пор, как они выехали в сторону южной части города. Чель искоса наблюдала, как он ведет машину, по-ученически положив обе руки на руль. Вероятно, этот человек был из тех, кто никогда не нарушает никаких правил. Стэнтон представлялся ей мужчиной суровым. Интересно, думала она, он действительно так одинок, как ей кажется? Впрочем, у него хотя бы есть собака. Сквозь лобовое стекло Чель от нечего делать вглядывалась в ярко подсвеченные рекламные щиты, установленные вдоль Тихоокеанского хайвея. Быть может, она тоже заведет себе домашнего питомца, когда ее уволят из музея и у нее появится много свободного времени.

— Отдайте его мне, — сказал Стэнтон.

— Что? — едва не вздрогнула Чель, а потом заметила, как все еще мнет в руках поводок. Нелепо.

Стэнтон протянул руку, забрал поводок, швырнул его на заднее сиденье и прибавил скорости.

Чель помнила, что Гутьеррес жил в Инглвуде поблизости от аэропорта. Когда они остановились перед типичным для Калифорнии двухэтажным домом, она понятия не имела, чего ожидать. Вполне вероятно, что семья Гутьерреса пока даже не знает о случившемся, ведь в больницу для формального опознания никто из близких до сих пор так и не явился.

— Пойдемте, — сказал Стэнтон, заглушив двигатель.

Он постучал во входную дверь, и минуту спустя в доме включили свет. Дверь открыла типичная латиноамериканка с волосами цвета воронова крыла, одетая в синий халат. Опухшие глаза не оставляли сомнений, что она только что плакала. Она все знает, сразу поняла Чель. И еще ей стало ясно, почему эта женщина не торопилась связаться с властями. Она не только потеряла мужа, но и рисковала лишиться вообще всего. ИТС и ФБР обычно требовали полной конфискации имущества семей дельцов «черного рынка».