То слева, то справа, то прямо по курсу от искателей раздавался подозрительный всплеск, и они замирали на месте, приготовившись к бою. Но нет, часики тикали, а им до сих пор не встретилось ни одно из страшилищ. Похоже, все оголодавшие хвостатые интервенты рванули наверх в поисках пищи, едва их потенциальные жертвы подняли шум и привлекли к себе внимание.

Что ж, лучше не придумаешь!.. Для Кальтера и Рамоса, разумеется, а не для прочих зэков и вертухаев. Потому что на верхних этажах вот-вот развернется такая «война миров», на которую вряд ли рассчитывал даже ее устроитель Штернхейм. Он-то, небось, предполагал, что снизу примчится десяток-другой монстров и всего лишь отвлечет на себя внимание некоторых вертухаев. Но сотня, а то и больше тварей грозили повернуть ход разгорающейся войны в какую угодно сторону. В том числе и против самих ее разжигателей — Диких Гусей, — какие бы выгодные стратегические позиции они к этому часу ни заняли.

— Аномалия. — Кальтер указал на большую платформу в центре зала, что сантиметров на двадцать возвышалась над водой. Теоретически уровень здешней воды должен был в точности соответствовать уровню, на котором находилась эта «сливная горловина». Но в действительности этого не наблюдалось. Бесновавшиеся твари гоняли по залу волны, те перехлестывали через аномалию, и потому в нее утекло больше воды, чем до вторжения гостей. Что тоже играло искателям на руку. Теперь их цель была на виду, и ее окружало относительно сухое пространство. Там-то в первую очередь и стоило поискать пакали, пусть даже дескан ничего пока вокруг не обнаружил.

Рамос приближался к разлому с трепетом, стиснув зубы и все время нервозно сглатывая. В отличие от него, Обрубок был знаком с этой дрянью по Дубаю и знал, что если ее не трогать, она будет не опаснее обычной лужи. Его больше волновала не аномалия, а чудовища, которых она порождает, будто пресловутый «сон разума» из знаменитой испанской поговорки. Причем она порождает своих чудовищ уже не во сне, а наяву.

Выбравшись на платформу, Кальтер велел чилийцу наблюдать за подступами, а сам занялся осмотром главной здешней достопримечательности. Эйтор, который боялся приближаться к разлому, взял копье наперевес и стал неторопливо обходить возвышение по кругу. На всякий случай, хотя стало уже понятно, что все твари покинули батискафную станцию. На ней царило такое затишье, какого Обрубок не ощущал даже на шестом уровне, когда он, Скарабей и Дикие Гуси еще только ступили на эту территорию. «Затишье», разумеется, относилось лишь к активности аномальной фауны. Потому что отзвуки идущей наверху войны были слышны на станции столь же отчетливо, как в шахте, и в действительности никакой тишины здесь не было.

Все черные разломы походят друг на друга, как чернильные кляксы, отличаясь, подобно тем же кляксам, только размерами и очертаниями. Эта аномалия была мельче дубайской, но все равно в нее запросто пролезла бы туша покрупнее бегемота-броненосца. Кальтер поостерегся дотрагиваться до зыбкой поверхности разлома шипом клевца — незачем лишний раз тревожить портал, извергающий чудовищ, — однако тот неожиданно взял и сам потянулся к нему…

…Так показалось Куприянову сразу, как только он заметил нечто большое и округлое, начавшее всплывать из зловещих глубин кляксы. Нечто, похожее на маленький батискаф, что когда-то базировались на этой станции. Только они всплывали в другом месте — у западной стены, в техническом бассейне, отделявшемся от океана шлюзовой камерой. Хотя нет, ошибочка: на батискаф эта штуковина тоже не походила. Самое верное сравнение для нее — продолговатый рыбий пузырь длиной примерно пять метров и диаметром около двух. Вот только внутри обычных рыбьих пузырей ничего, кроме воздуха, нет. А в этом, будто в капсуле, всплывало из разлома что-то, имеющее до боли знакомый цвет.

Вернее, не что-то, а кто-то. И его тухло-яичный окрас нельзя было спутать ни с чем другим.

— Рамос, сюда! У нас гости! — крикнул Обрубок, вскидывая копье. Пузырь поднимался медленно, но он грозил вот-вот лопнуть и выбросить очередную тварь в этот многострадальный мир. А то, что все случится именно так, было очевидно. Искатели наконец-то стали свидетелями того, как монстры прорываются через аномалию на «Рифт-75». Жаль только, что разгадка этой тайны не давала им каких-либо преимуществ над противником.

Хотя нет, как минимум одно преимущество они получили. Когда капсула с гадиной всплыла где-то на две трети, аномалия внезапно выплюнула ее с такой силой, что она подскочила вверх на пару метров и, упав уже за пределы кляксы, лопнула, словно стеклянная. Тысячи осколков разлетелись во все стороны и, мгновенно превратившись в водяные брызги, расплескались по площадке. А вылупившаяся из прозрачной скорлупы «начинка» плюхнулась всего в шаге от выбравшегося из воды Эйтора. Который, вскрикнув от испуга, тут же отпрыгнул от нее на два шага.

Кем бы ни был этот монстр — обычным кусакой или плевуном, — искателям не удалось бы убежать от него обратно в шахту. Слишком быстро эти гады передвигались в воде, и потому разумнее было дать ему бой прямо тут, не сходя с места.

Куприянов ожидал, что враг с ходу накинется на Эйтора или развернется и атакует его, но все сложилось куда удачнее. То ли тварь не оклемалась после телепортации, то ли отшибла брюхо при приземлении, но на какое-то время она оцепенела. И досадным образом упустила шанс напасть на людей первой. Чем коварные люди недолго думая и воспользовались.

— Втыкай копье в пасть! Как можно глубже! — прокричал Кальтер Рамосу. Чилиец уже имел опыт войны с тварями, но в прошлый раз он отстреливался от них из автомата. Что явно легче, чем драться с ними при помощи средневекового холодного оружия.

Эйтор оказался способным учеником. Неподвижный монстр лежал, нацелив на него раззявленную пасть, и Рамосу не пришлось бегать вокруг в поисках вражеской ахиллесовой пяты. Навалившись на копье, он вогнал его гадине в глотку настолько, насколько мог. Получилось ничуть не хуже, чем в тот раз у Хоробадо. А возможно, даже лучше — теперь шесты были заточены острее и прошивали плоть чудовищ значительно легче.

Удар копьем моментально привел оцепеневшую тварь в чувство. Она рванулась в сторону, но извиваться с такой «арматурой» в теле было невозможно — все равно что человеку ползти по-пластунски с жестко примотанным к спине ломом.

— Бросай штырь и отходи! Живо! — дал Обрубок следующий наказ ученику, пока тот не допустил ошибку и не выдернул копье. Да и топтаться возле раненого гада было очень опасно. Даже с шестом в глотке он мог харкнуть ядовитой слюной и поквитаться с Эйтором за этот коварный удар.

Чилиец беспрекословно выполнил и второй приказ Обрубка. Тем более что отступать явно нравилось Рамосу больше, чем атаковать, а тем паче атаковать с таким примитивным оружием.

Настал черед Кальтера вступать в бой. Стараясь не угодить под хлещущий из стороны в сторону хвост, он набросился на монстра сзади. И только теперь впервые опробовал свой клевец на противнике, сразу заработавшем в черепе полдюжины дырок. Более аккуратных, чем от ударов томагавком, и в то же время гораздо более глубоких и смертоносных.

Не дожидаясь очередной команды, Рамос выхватил свой клевец и присоединился к избиению твари. Хотя по большому счету его участие было уже лишним. Тварь получила сполна и забилась в судорогах еще до того, как Эйтор вскочил на платформу. Поэтому он дырявил башку уже фактически трупу.