Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующую минуту в комнате стояло шуршание обертки, а затем раздался восторженный девичий вздох. Ну, знаете, такой: «О боги, какой мужчина!»
– Это конфеты из кондитерской Агена! – благоговейно прошептала Элис, склоняясь над открытой коробкой.
Я заглянула через плечо подруги, чтобы понять, действительно ли эти конфетки стоят таких ахов и вздохов. Сама коробочка была миленькая, по цене наверняка дороже своего содержимого. Крышка откидывалась на петлях и демонстрировала красивый символ мастера-кондитера: очаровательный кексик в завитушках крема. Внутри коробка была разделена на одинаковые ячейки четыре на четыре, и в каждой ячейке лежала конфетка. Единственная в своем экземпляре, выполненная вручную и очень аппетитная.
– Пробуй! – потребовала Мари, сунув коробку мне под нос.
Я еще раз посмотрела на конфетки. Они действительно выглядели соблазнительно. Наверняка даже вкусные. И явно не уступали ни в качестве, ни в стоимости тем, что я ела дома. Попробовать хотелось безумно – став нищей адепткой, я себя обычным-то сладким почти не баловала, а таким роскошным вообще неизвестно, когда смогу угоститься.
Но я тут недавно вино выпила, принесенное, между прочим, знакомым парнем, и уже который день мучаюсь любовным опьянением. О последствиях конфеток неизвестного отправителя думать было страшно.
– Пробуйте, если хотите. Я сначала планирую позавтракать, – мужественно отвернувшись от конфет, сказала я девчонкам.
Подруги посмотрели на меня как на… ну, не очень адекватную.
– Ты уверена? – осторожно уточнила Элис. – Это же кондитерская Агена.
А вот Мари уточнять ничего не стала – она уже закинула в рот первую конфетку в форме золотой розочки и жевала с блаженным видом.
– Все ты правильно говоришь, нечего аппетит перебивать, – проговорила Мари, отправляя в рот следующую конфетку в форме бабочки. – А вот мы с Элис не такие ответственные. Да, Элис?
К счастью Элис, ей досталась конфетка-тянучка, так что она лишь неопределенно пожала плечами и потянулась к следующей конфете.
И как-то так получилось – магическим образом, не иначе – что пока я собиралась в столовую, содержимое коробки подсократилось. Точнее сказать – осталась одна-единственная в форме сердечка, которую, видимо, подружки постеснялись съесть.
– Ну, пошли завтракать, – я захлопнула коробку, так и не притронувшись к сладкому.
Чувствуя, непередаваемую гордость за собственную силу воли, и еще немножко глупость за такое сомнительное решение, я отправилась жевать казенные кашу и яичницу.
Столовая сегодня напоминала кладбище после пьянки некромантов. Адепты передвигались с бледно-зелеными лицами, иногда бестолково тыкаясь в предметы и друг друга. Преподаватели обычно до ученического общепита не опускались, предпочитая обедать в городе, но сегодня, видимо, преодолеть расстояние туда и обратно было невозможно. А потому за столиком в углу сидели такие же зеленые, безрадостные педагоги и с постными лицами цедили кофе. Ну или куриный бульон, с моего места видно не было.
Я задумчиво ковыряла овсянку, размышляя, кто же все-таки прислал подарок. А такие красивые и дорогие цветы и не менее дорогие, наверняка вкусные, конфеты из моего окружения могло прислать не так много людей. Пальцев на одной руке хватит пересчитать, и это если брать в расчет ректора.
Сидевшая напротив Мари почти что подпрыгивала от нетерпения поделиться с Логаном впечатлениями от конфет, ну и намекнуть на подарок на ближайший праздник, естественно. Элис сидела с кем-то из своих одногруппников, и судя по тому, как синхронно вздыхали ее знакомые, рассказ тоже шел о сладостях.
Собственно, не успел ее жених опустить поднос с едой на стол, как подруга сдала меня со всеми потрохами:
– А Хель прислали цветы. И конфеты! Из кондитерской Агена! – выпалила Мари.
– Да? Кто? – раздался у меня за спиной голос Винсента.
Такой подозрительно спокойный и равнодушный, что будь у меня шерсть на загривке, она бы обязательно встала дыбом.
– Кто-то неизвестный! – широко улыбнулась Мари, игнорируя мою молящую мимику.
Вот ведь болтушка! С другой стороны, а чего это я должна стесняться?
– Думаю, это твой друг, – спокойно ответила я, отодвигая остывшую кашу и придвигая глазунью.
– Надеюсь, ты все выкинула, – все тем же безэмоциональным тоном произнес Винсент.
Я от такой наглости аж вилкой мимо яичницы промазала.
– С чего бы? – посмотрела на сидящего рядом парня.
– Он делает это, чтобы позлить меня. Ты ему совершенно неинтересна, – пожал плечами маг.
Сидящий напротив Логан округлил глаза, а затем мгновенно уставился в свою тарелку, как будто происходящее не просто его не касается, он вообще ничего не слышал и здесь не присутствует. Мог бы прикинуться ветошью – прикинулся бы. Мари же, наоборот, смотрела на меня с Винсентом взглядом голодного до сплетен хищника.
– То есть, – медленно проговорила я, – ты хочешь сказать, что я ему не могла понравиться просто так?
– Ни единого шанса, – кивнул Винсент.
Логан прикрыл лицо ладонью, Мари закусила губу, чтобы предупреждающе не заверещать. Я же спокойно отложила приборы, вытерла губы салфеткой и встала на ноги:
– Руэда, я тебя не перевариваю не только потому, что ты буквально отравил мою прекрасную жизнь, но еще потому, что ты самовлюбленный, как и все маги!
– Хель? – парень посмотрел на меня с таким искренним удивлением и растерянностью, будто не понял, что сейчас ляпнул. А я разозлилась! Я так разозлилась, что мне хотелось взять поднос с едой и от души им приложить Винсента.
– И попробуй только подойти ко мне, Руэда. Я устрою тебе полный армагеддец.
Маг выразительно поднял бровь. Мол, ну что ты мне сделаешь, женщина? А я могла! Я в гневе страшнее Грогона! У меня пять старших братьев!
– Скажу Келлер, что ты безумно в нее влюблен, – пригрозила я.
Угроза была неожиданной, и Винсент удивленно моргнул, не совсем понимая, как на это заявление реагировать.
Я же воспользовалась его замешательством и, развернувшись на каблуках, зашагала на пары.
– Хель! – парень даже на ноги подскочил, но хватать за руки не стал – все-таки за нами тяжелым похмельным взглядом наблюдали педагоги.
Так что я беспрепятственно покинула столовую, чувствуя, как в груди клокочет бешенство и страстное желание как-нибудь так напакостить Винсенту, чтоб ему всю жизнь икалось. Хоть замуж за него