Окруженный со всех сторон ждущими зрелища людьми, Алан понял, что у него теперь нет иного выхода, кроме как показать этим людям то, что им обещано, и для начала закрыл лицо руками, широко растопырив пальцы. Когда же руки были убраны, на присутствующих смотрело лицо их принца, чуть тронутое привычной насмешливой полуулыбкой.

Наступило молчание, прерываемое лишь чьим-то тяжелым дыханием и полузадушенным вскриком; большинство просто замерло с раскрытыми ртами.

Тогда Райс откинул голову и разбил эту затянувшуюся тишину оглушительным хохотом; его реакция освободила всех – послышался заразительный смех отовсюду, и еще не напившиеся участники праздника пустились в отчаянный пляс под веселую музыку тамбуринов и свирелей.

Пока танцоры выделывали всевозможные кренделя, рискуя сломать себе шеи и ноги, Райс подозвал к себе все еще розового от смущения Алана.

– У тебя необыкновенный талант! Полного сходства добиться очень трудно, а ты сделал это всего одной гримасой. Как же тебе это удается?

Обрадованный, Алан вежливо наклонил голову и, глядя под ноги, ответил:

– Это очень просто. Лучше всего у меня получается мой брат Марк. – На мгновение губы мальчика сжались, и лицо его приняло сонное равнодушное выражение. – Правда, тут мне пришлось здорово потрудиться. Так что, видишь, скопировать тебя дело не очень трудное.

– Да, упорство всегда приводит к победе. – Белозубая улыбка принца при этих словах была лучшей похвалой мальчику, но Райс тут же продолжил, и на этот раз вопросом: – Но кто твой брат? – Зная ответ, принц хотел услышать его непосредственно от норманна.

– Ну-у-у, – мальчик пожал плечами. – Марк мой брат только наполовину, он старше меня и даже Линет. Мы и видим-то его крайне редко, поскольку он один из самых приближенных лиц принца Генри.[5]– Карие глаза Алана вспыхнули гордостью, и последняя фраза прозвучала почти хвастливо.

– Я знаю, – кивнул Райс, пряча свое удивление под добродушной улыбкой. – У самого меня братьев, увы, нет, но, глядя на Оувейна и Дэвида, я давно понял, как важно в этой жизни иметь брата. – Черные глаза на секунду остановились на Линет. – А как для сестер?

Линет была совершенно подавлена представлением брата. Как могла она допустить его, а хуже того, не заметить, что усмешка Райса чем-то неуловимо напоминает улыбку ее единокровного брата? Однако вопрос принца требовал немедленного ответа.

– Аланом я очень дорожу и очень люблю его, но Марк… Я едва его знаю. – Мысль о брате, которого она видела так редко, опечалила ее, и девушка снова прикусила нижнюю губу, размышляя, какое же место в действительности занимает он в ее жизни. Немного бывая в его обществе, она почти никогда не говорила с ним, но его серебристо-серые глаза всегда как-то исподтишка и странно смотрели на нее, словно она была в чем-то виновата.

Райс, видя, что его вопрос расстроил девушку, подвинулся к ней поближе, намереваясь приглашением на танец рассеять набежавшее облачко. Однако не успел он сказать и слова, как за спиной его раздался голос:

– Принц Райс! – Лицо Пайвела дрогнуло. – Прошу прощения, но то, что ты ждал, прибыло.

И на быстро врученном Райсу сложенном пергаменте Линет со страхом увидела печать отца. Сердце ее отчаянно забилось. Райс же спокойно и уверенно взломал сургуч, затем одним движением развернул хрустнувшую бумагу и погрузился в изучение темных знаков на ее желтоватой поверхности. Линет едва удерживалась от безумного желания заглянуть ему через плечо. Согласился ли отец на требования Орла? Неужели она с Аланом уже завтра снова окажется в Рэдвелле? При этой мысли Линет невольно отшатнулась от пергамента, словно тот был напоен смертельной отравой.

Увы, слишком скоро получит она ответ на свои вопросы, и потому надо крепко держать в узде свои чувства. Тот факт, что отец ответил на требования принца вовремя, давал надежду… но и приносил боль. Эта невинная бумага на самом деле несет в себе конец дружбе, только-только зарождающейся, и возвращение в печальное одиночество старого замка, а самое ужасное – прекращение тех светлых и тихих вечерних бесед с героем ее грез. Что ж, ведь принц Райс Кимерский – настоящий враг ее отца, а значит, и ее собственный, что, тем не менее, не мешало Линет видеть и слышать достаточно, чтобы понять: Уэльский Орел действительно наделен всеми качествами, столь прельстившими ее воображение, он честен, благороден, отважен, красив… ах, да что там говорить!

Минута, в продолжение которой Райс читал послание, показалась пленнице вечностью, и, когда он, сложив бумагу, посмотрел на Пайвела, она поняла суть написанного так же ясно, как если бы каким-то таинственным образом прочитала ее сквозь толстый пергамент.

– Ступай к Майло и прикажи ему седлать лошадей. Оувейн же пусть будет готов к рассвету. – С этими словами принц протянул бумагу прямо через голову Линет в руки бородача.

Гибкая фигура юного воина растворилась в ночной тьме, и лишь тогда Райс обратился к девушке, смотрящей в никуда широко распахнутыми карими глазами под мучительно сведенными бровями.

– Пойдем, я отведу тебя домой, пока Оувейн с Аланом съездят в Ньювид. – Вежливость, с какой были сказаны эти слова, заставила сердце Линет сжаться еще болезненней.

Оба мальчика, сидевшие на некотором расстоянии от взрослых и потешавшиеся над пьяными, которые едва переставляли ноги в такт музыке, слова об отъезде тем не менее услышали и разом обернулись, протестуя против столь раннего окончания праздника. Однако суровые лица мужчин невольно заставили их удержаться от просьб.

– Чтобы хорошенько приготовиться к долгой утренней прогулке, необходимо отдохнуть как следует, – тихо успокоил встревоженного Алана Райс.

– Мы возвращаемся в Рэдвелл?! – Ломкий голос мальчика захлебнулся от радости и слез.

Чувствуя, что слезы навертываются на глаза и у нее самой, Линет не рискнула заговорить, а лишь поднялась с мехового ложа с такой грацией, с какой только могла, – что было, надо сказать, делом нелегким, ибо долгие часы почти неподвижного сидения дали себя знать.

– Грания поможет мне отвести мальчиков домой, – неожиданно сказал Оувейн, – а потом, когда они улягутся, я провожу ее обратно к тебе. – Бородач посмотрел на друга такими глазами, что отказать ему было невозможно.

Райс растерянно моргнул, но, понимая все, улыбнулся соглашаясь. Зачем лишать Оувейна и Гранию удовольствия побыть друг с другом наедине, если это даст возможность и ему провести последние часы вдвоем с маленькой заложницей?

Оба мужчины пустились тихими голосами в обсуждение деталей завтрашнего отъезда, а Линет бездумно уставилась на малиновые искры, время от времени выбрасываемые костром высоко в черное небо. Что подумают люди, увидев своего хозяина отбывающим так рано и в компании одной лишь пленной норманнки?

Глупости! Глупости! Что вообще могут заметить эти перепившиеся до потери сознания воины? Да и не посмеют они подумать о своем повелителе ничего дурного – ведь дурное, на самом деле, кроется лишь в ее собственных грешных мыслях! С отвращением Линет до крови прикусила губу, но острая боль ничуть не успокоила жаркий ток крови, стучащей в висках и томно разливающейся по телу.