Она встала, взяла его за руку, а он удивленно и смущенно взглянул на нее. Они молча поднялись по лестнице, тихо прошли в его спальню и мило и спокойно занялись любовью. Потом, устроившись вместе с ним на односпальной постели и допив бренди, Грейс обнаружила, что ее печалят бесплодные попытки каждого из них убежать от одиночества или, по крайней мере, разделить одиночество друг друга с помощью секса.

— Нам не следовало заниматься этим снова, — сказал Дики.

Эти слова вертелись и у нее в голове, и она собиралась произнести их вслух. Каково же было ее облегчение, когда она узнала, что он чувствует то же самое, что и она. Ей захотелось крепко обнять его. Она уже собиралась энергично согласиться с ним, но он добавил:

— Нас связывают совершенно особые отношения, Грейс! Мы не должны растрачивать их попусту!

Грейс с О'Коннеллом ели шоколадный торт, сидя в постели, и пили большими глотками красное вино прямо из бутылки. Повсюду валялись крошки.

— Ты всегда в номере держишь торт?

Он откусил кусочек, протянул ей остатки и прислонился к подушкам у изголовья.

— Надо всегда быть готовым к приходу гостей!

— Ты любишь все тщательно планировать, да? — Грейс облизала пальцы. — Я бы не удивилась, если бы оказалось, что именно ты распустил слухи о твоем выступлении! Ты мог это сделать лишь для того, чтобы посмотреть, кто придет, а потом втайне посмеяться над ними под своей фальшивой бородой! Он поднял бровь.

— Ты действительно так обо мне думаешь? Эта мысль мелькала в твоей голове, когда ты сидела на складном стуле в рыжем парике и ждала?

— Ты даже не представляешь, как я жалею об этом парике и шляпе, Декстер!

— Я просил тебя не называть меня Декстером.

— А как же мне тебя называть?

— Иди сюда! Давай займемся делом среди шоколадных крошек!

Она остро почувствовала его силу, когда он снова схватил ее. Пожалуй, он может без особых усилий бросить человека через всю комнату, так, что будешь лежать разбитый, весь в ссадинах, и гордиться тем, что одолел тебя именно он!

— Счастлива? — спросил он потом, когда они лежали рядом.

— Не знаю. — Теперь, когда ее пыл ослабевал, ей становилось стыдно за свою слабость. Ночью, идя по Стрэнд, она считала, что предпринимает сильные и решительные действия. Но не сила, а слабость привела ее к нему. Ему достаточно было поднять палец, чтобы заманить ее к себе в постель. Этого ключа оказалось достаточно, чтобы она появилась перед ним, как подарок на день рождения. — Я не знаю, что со мной делается.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя или что-то в этом роде? Секс — это не любовь. Не думал, что мне придется объяснять это такой светской женщине, как ты!

Она прислонилась к изголовью, укутала одеялом ноги и обхватила колени.

— Ты как-то сказал, что постоянно должен быть влюблен. Что любовь помогает нам чувствовать себя живыми.

— Проблема заключается в том, что ты слишком привыкла к тому, что в тебя влюбляются мужчины. Для этого в тебе достаточно очарования. Ты решаешь, что хочешь мужчину, щелкаешь пальцами, и вот он распростерт на полу перед тобой! Но подумай: ты действительно ждешь этого от меня? Ты действительно хочешь, чтобы я был таким?

Она еще крепче сжала колени, скукожившись как шарик.

— Я хотела, чтобы ты позвонил мне или прислал записку.

— Разумеется, хотела. Но разве ты не видишь, что так лучше? — Он взял сигарету со столика у постели.

— Лучше для тебя!

— Для нас обоих. — Он протянул сигарету и ей. — Грейс, ты влюблена в меня не больше, чем я в тебя! Если бы я действовал правильно, предсказуемо, я бы уже тебе надоел. Ты меня зло высмеяла бы в своей колонке: «Девушки, вы гораздо интереснее проведете вечер с его книгами, чем с ним». Я прав?

— Может быть. — Она выпустила кольцо дыма и погасила сигарету.

В третий раз все было медленно и как в тумане. Вероятно, на них повлиял алкоголь, но им казалось, что их тела находятся вовсе не в постели гостиничного номера. Им казалось, будто они парят в облаках. Ее взгляд пересекся с его взглядом, и она не могла позволить себе оторваться. У нее было такое чувство, что, сделав это, она упадет в бездну.

Когда-то это, должно быть, закончилось. Должно быть, они спали на ходу. Грейс видела во сне Маргарет, машинистку, ее завитые волосы, превратившиеся в змей. В ее сне присутствовал и Джон Крамер. Он играл на деревянной флейте, а волосы-змеи раскачивались в такт ее гипнотической мелодии.

— Садитесь, мисс Резерфорд.

Мистер Генри Пирсон не оторвал взгляда от своих бумаг.

— Спасибо, сэр.

Она села в гостевое кресло, разглядывая многочисленные миниатюры с изображением лошадей на коричневато-зеленых, обитых грубым сукном стенах. Входя в этот кабинет, она как бы погружалась в давно минувшую эпоху. Затхлый воздух, летающие частички пыли, скрипящие стулья — некая особая тишина, напоминающая тишину библиотеки.

Из комнаты, где она сейчас сидела, Грейс перенеслась в более яркую, солнечную перспективу. После довольно скромного завтрака в «Савое» они с О'Коннеллом ярким солнечным утром прошлись по набережной Виктории. Вспенивая сверкающую воду, мимо с деловым видом проходили груженые катера. Движение на реке было столь же оживленным, что и на дорогах, и мостах. Жизнь в Лондоне пульсировала, и Грейс поймала себя на том, что думает о крови, пульсирующей в ее артериях. Идя с О'Коннеллом, держа его за руку, она была на седьмом небе от счастья.

— Пустой человек. Из тех, кто проматывает деньги и возможности. — Это было сказано так громко, что Грейс подскочила. Голова мистера Генри по-прежнему была опущена.

— Простите, сэр?

— Три буквы. — Наконец он взглянул на нее поверх очков и поднял брови. Перед ним лежал газетный кроссворд.

Грейс вздохнула.

— Мот, сэр?

— Действительно! — Улыбка, слишком широкая для такого случая, исчезла с его лица через секунду-другую. — Это же очевидно, стоит только подумать!

Затем он снова опустил голову, предположительно, для того, чтобы записать слово в кроссворд, и все же она знала, что это не так. Он явно задумался над предстоящим разговором, предоставив ей смотреть на его пушистые викторианские бакенбарды. Его трость с серебристым набалдашником стояла на фарфоровой подставке в дальнем углу кабинета вместе с зонтом и странного вида предметом, который мог быть велосипедным насосом (только зачем он ему?).

Как странно было быть с О'Коннеллом в яркий солнечный день возле серебристой, манящей реки. Такому человеку, как он, следует обитать только в барах, ресторанах и в полутемных, прокуренных гостиничных номерах, где раздаются хриплый смех и вечерние ученые софизмы. И все же он был здесь, они были здесь, пара ночных созданий, разгуливающих ранним утром. Это казалось почти нормальным, почти естественным.