Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не беспокойтесь! — Он снова дотронулся до усов. — Я знаю, что такое шницель по-венски с квашеной капустой.
— Да, но знает ли Нэнси? Ее кулинарный опыт не простирается дальше разогревания вареной ветчины и вареной картошки!
— Грейс! — Ему явно стало неловко. — Тогда ночью в «Тутанхамоне»… Я обидел вас и…
— Дядя Джон! Дядя Джон! — Тилли вприпрыжку ворвалась в комнату, ее светлые волосы рассыпались по плечам, в одной руке она держала мишку. — Я знаю наизусть «О всех созданиях, прекрасных и разумных!».[15]Слушай!
Она встала в центре комнаты, перед камином, прямая и высокая, сцепив руки за спиной, и запела звонким девчоночьим голосом. Текст она знала назубок, хотя и заменяла «высокие воротники» на «пылающие цвета».[16]Пока она пела, Феликс на коленках подобрался к Грейс сзади и разочарованно запищал, давая ей безмолвную команду взять и обнять его. Она так и сделала, ощутив комфорт, когда прижала к себе его теплое тельце, как обычно бывает, когда держишь на руках кошку. Когда же он завертелся как сумасшедший, она спустила его с рук и с раздражением увидела, как он пополз прямо к Крамеру и стал дергать того за брючину, чтобы он взял его на колени.
Исполнение гимна было награждено аплодисментами, и Грейс тотчас же подошла к Крамеру и с виноватым видом забрала от него Феликса.
— Дети, пора спать!
Тилли топнула ножкой:
— Ну, тетя Грейс! Я собиралась спеть «Вдали виден зеленый холм».
— Сейчас май, Тилли! Христос воскрес из мертвых неделю назад.
— Но мне нравятся песенки о смерти и крови!
— Типичная женщина! — Крамер поймал веселый взгляд Грейс.
— Вам повезло, что в этой комнате нет моей мамы. Она бы выгнала вас и за меньшее! Ну, давай, Тилли! В постель!
— Тетя Грейс, а дядя Джон будет моим папой?
Этот вопрос был задан неожиданно. Тилли любила задавать свои самые трудные вопросы после всех сказок, когда она свернулась калачиком в постели, а Грейс собиралась выключить свет.
— Ах, дорогая! — Она посмотрела в широко открытые глаза Тилли и увидела Джорджа. Серьезность Джорджа. Энергичность Джорджа. — Никто никогда не сможет заменить твоего папу! Он всегда будет с нами!
— Он вернется из мертвых, как Иисус?
— Нет, не совсем. Он будет жить в тебе, Тилли. В тебе и в Феликсе.
Но Тилли уже сердилась. Она захлопала кулачками по стеганому одеялу.
— Это ложь! Он ушел! Я не могу даже вспомнить его! Грейс попыталась обнять ее, но Тилли было не до объятий.
— Это несправедливо! У Элизабет новый папа. Он получил много медалей на войне, а теперь работает управляющим в банке и подсчитывает деньги. Я хочу, чтобы дядя Джон женился на маме, чтобы у меня был новый папа!
Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
— Папы — это не библиотечные книги, Тилли! Нельзя получить нового взамен старого. И вообще, может быть, мама и дядя Джон не хотят жениться. Ты об этом подумала?
Тилли нахмурилась.
— Почему? Они любят друг друга. И он всегда здесь. Он может уйти из своего дома и жить с нами.
— Тилли!
Как же часто он бывает здесь? Грейс пришлось подавить желание подробно расспросить, когда он приходит и как долго остается. Что его не бывает здесь ночью, она была совершенно уверена. Нэнси ни за что не отдастся ему без обручального кольца на пальце. Да и мама ни за что не потерпит подобного легкомысленного поведения под крышей своего дома. Что же касается остального…
— Что ж, если он не женится на маме, то пусть женится на тебе!
— Тилли!
— Или на мне! Он может жениться на мне! Я была бы невестой в белом платье. Он был бы моим женихом. — Она заулыбалась и устроилась поудобнее, засыпая.
Грейс наклонилась и поцеловала ее в лоб.
— Эта капуста совершенно особенная. — Кэтрин Резерфорд ткнула в гарнир вилкой. — Она маринованная?
— Это австрийский рецепт, — объяснила Нэнси. — И, если честно, мама, по-моему, ты маринована[17]больше, чем капуста!
— Чушь и ерунда! — Но голос Кэтрин звучал более хрипло, чем обычно, — верный признак того, что она немного навеселе. Она редко выпивала, а сегодня выпила хереса еще до того, как они начали бутылку белого рейнвейна. — А если и так, что из того? Разве существует письменное указание, что только молодые имеют право выпивать? А более зрелая леди должна проводить вечер за вязанием, чаем и смотрением в камин в тоске по ушедшей молодости?
— Но у тебя же есть вечер, когда ты играешь в бридж… — Грейс поймала взгляд Нэнси и хихикнула. Сейчас, когда они все собрались за обеденным столом, ей стало гораздо легче. Сестры вошли в свои традиционные роли сообщниц, заканчивая фразы друг за дружку и обмениваясь взглядами поверх бокалов с вином.
— Вы, вертушки, забыли, кто вас родил! Позвольте мне сказать… — Кэтрин взмахнула ножом, и кусочек квашеной капусты попал в Крамера.
— Так, начинается. — Нэнси сделала большие глаза.
— «Меня бросили в тюрьму ради вашего блага, соплячки». — Грейс подражала матери.
— Это правда, миссис Резерфорд? — Крамер искренне заинтересовался. — По какому же обвинению?
— Я совершила самое отвратительное преступление: вела кампанию за право женщин голосовать! — Кэтрин поправила очки и гордо выпрямилась.
Нэнси наклонилась и громко шепнула Крамеру:
— На митинге Либеральной партии она бросила яйца в пару членов парламента.
— И угодила одному из этих ничтожеств прямо в лысую голову! — Кэтрин явно торжествовала. — Я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, что я была членом СПОЖ! Я была арестована вместе с Эмелиной Панкхерст.[18]
— Это социально-политическое объединение женщин, — объяснила Грейс. — Мамочка, ты забываешь, что Джон американец. Он не имеет ни малейшего представления ни о Панкхерст, ни о СПОЖ. — Снова повернувшись к Крамеру, она добавила: — Заключение в полицейскую камеру было самым ярким событием в маминой жизни! По крайней мере, она хочет, чтобы мы так думали!
За всем этим весельем Грейс разглядывала Крамера. Его бокал был наполнен водой, а к рейнвейну он не притронулся. В ту ночь он тоже был трезв, тогда это ее поразило. Может быть, он трезвенник? Или бывший алкоголик?