Граф Мемель что-то заговорщицки нашептывал графу Эбергарду, тот улыбался и легонько наклонял голову. Сэр Смит поехал рядом с Кристианом и сразу начал выспрашивать о землях, через которые идет Трапезундская дорога.

На землю пала тревожная тень, небо лиловеет, проступила первая вечерняя звезда. Кристиан впереди приподнялся на стременах и крикнул звонким голосом:

– Наш Эдельсвилль!

– Прекрасный замок, – сразу же ответил сэр Смит.

– Мой отец и братья будут счастливы таким гостям, – заверил Кристиан.

Огромная массивная громада замка на высокой скале с плоской вершиной, единственной скале в необозримой зеленой долине. Она господствует, подчиняет себе все. Высокая стена примерно в сто двадцать футов неторопливо опоясывает скалу добавочным кольцом защиты. Еще одна стена из массивных глыб посредине между замком и первой стеной, как раз в досягаемости для лучников и пращников, что со стен замка могут безнаказанно уничтожать атакующих.

Я подумал, что с такой высоты даже простой камень способен проломить любой шлем, панцирь или щит. Но и здесь, на недосягаемой высоте, стены не из соломы, а самого крепкого камня: белого гранита, который с таким трудом добывают в каменоломнях. Глыбы белого гранита, если их приложить плотно одна к другой, со временем срастаются, как два куска льда. И вот теперь я вижу перед собой стену, в которой нет ни щели, ни слабого места, которую все равно в каком месте пытаться долбить – везде это почти невозможно.

Замок настолько прочно и основательно укрепился на вершине, что выглядит продолжением скалы, таким же несокрушимым и массивным, без всяких внутренних пустот. Конечно, я прекрасно знаю, что по всему периметру широкой стены лежат аккуратно сложенные пирамидками крупные камни, коими надлежит швырять в нападающих, равномерно распределены пучки дротиков, стрел, котлы со смолой или водой, которую в случае нужды вскипятят и выльют на головы врагам, а также мешки с песком, который сыпанут на головы врага, чтобы ослепить.

Кристиан ехал впереди, ворота открыли сразу, граф Эбергард предусмотрительно пустил впереди пятерку рыцарей, проехали свободно, никто даже не велел им оставить оружие, такие, дескать, правила, и тогда въехали уже мы, то есть Его Светлость сэр Легольс, граф Эбергард и граф Мемель с остальными рыцарями. Сэр Смит с Кадфаэлем замыкали арьергард, бравого рыцаря удалось убедить, что сейчас там самое опасное место.

Во дворе нас встречали знатные рыцари и вельможи, а пока мы слезали с коней и раздавали их в руки набежавших слуг, из донжона вышел дородный человек в пурпурной мантии, за ним очень богато одетые люди. По тому почтению, с которым они его сопровождали, я признал хозяина замка.

Кристиан бросился к нему со всей пылкостью, властелин замка раскинул руки. Они обнялись, сэр Смит понимающе фыркнул. Наконец хозяин шагнул к нам, мы поклонились со всей учтивостью и галантностью.

– Герман Зальц, – назвался он густым сильным голосом, – хозяин этого мирка… Сам Господь послал вас в трудную минуту! Я счастлив, что вы завернули в мой замок, где я постараюсь выразить вам всю свою признательность…

Его глаза увлажнились, я с удивлением видел, как суровое лицо размягчилось, а губы дрогнули. Граф Эбергард сделал шаг вперед и поклонился еще раз.

– Мы счастливы воспользоваться вашим гостеприимством, сэр!.. Позвольте назвать ваших гостей: Его Светлость сэр Легольс, сын герцога Люткеленбергского, гранда Кастилии, конунга Хельнурга и графа Аквании. Он возвращается в свое герцогство Пуатье, дабы занять опустевший, увы, трон его отца… Это граф Мемель, советник герцога Люткеленбергского…

Хозяин замка слушал с доброй улыбкой, кивал каждому, наконец протянул вперед руки, словно хотел всех обнять.

– Дорогие друзья, вас проводят в ваши комнаты, где вам помогут вытряхнуть пыль и смыть грязь, а затем всех нас ждет пир в нижнем зале!

Граф Эбергард поклонился.

– Сочтем за честь, благородный лорд. Это будет кстати, но, в сожалению, нам не придется долго сидеть за столом…

Зальц развел руками.

– Понимаю, все спешат, все воюют… Только я удалился от этой суетной жизни. Скоро в монахи уйду!

Он первым расхохотался своей шутке, несколько придворных хихикнули, из вежливости, как я понял, угодничество ни при чем. Похоже, не тиран, вообще мужик мне начинает нравиться.

В просторной комнате нам дали возможность почиститься, потом таскали в большие бочки горячую воду, мылись по очереди. Мне как «его светлости» было предоставлено право первой воды, так что я вымылся и вытерся, когда купание только начиналось.

Во дворе крохотная часовенка, я собирался пройти мимо, но при моем приближении вышел сухощавый священник с толстенной книгой под мышкой и резной тростью, взглянул вопросительно.

– Хотите исповедоваться, сын мой?

Я помотал головой.

– Нет, что вы, святой отец!.. Упаси Боже. Я не верю психоаналитикам. Человек должен сам справляться со своими комплексами.

Он смотрел пристально.

– Речь твоя звучит странно, сын мой, но я улавливаю суть. Ты полагаешь, что можно прожить и без Бога? Дескать, живут же другие?

Я двинул плечами.

– В какой-то мере так, святой отец. Господь заронил свой огонь в душу каждого человека, а дальше все зависит от нас самих: раздуть пламя или загасить непотребной жизнью. А для этого, простите, отец, вовсе не обязательна помощь церкви. Сильному костыли не нужны.

– Сильный, – он спросил кротко, – это кто?

– Знающий, – ответил я.

– А верующий?

Я покачал головой.

– Прежде всего – знающий.

Он вздохнул, сказал тяжело:

– Я понимаю вас, сэр Легольс. Очень хорошо понимаю. Сам когда-то думал именно так. В юности всегда кажется, что над всем стоит знание… Вообще любое знание: более знающий воин победит менее знающего, землепашец получит лучший урожай, а знающий король создаст более процветающее королевство, чем незнающий или знающий мало.

Я буркнул:

– Но разве не так?

Он отвел взгляд, я чувствовал, что не отвечает из-за боязни, что попросту не пойму, а непонимание у слабых, коих абсолютное большинство, чаще всего проявляется в высмеивании, в лучшем случае – вышучивании. Так слабые умы защищаются от любых свежих или ярких идей, так сохраняют иллюзию чувствовать и себя людьми. Иной раз кажутся себе даже более продвинутыми, чем те, кто ищет новые дороги, оступается в потемках, набивает шишки.

– Увы, – ответил он осторожно, – это не так… Самый знающий на земле – это Сатана. Да-да, это говорю я, верный сын церкви! Это он, Сатана, научил людей добывать металл, ковать плуги и мечи, приручать собак, коней, коров и овец, научил строить мосты и корабли… И чем больше учил людей своему ремеслу, тем больше лилось крови, человек зверел, жестокие войны уничтожали и уничтожают целые города и королевства… И мелкие и большие войны – это дело Сатаны.