Я сказал осторожно:

– Отец, но человек… гм, существо, что учит строить мосты, вряд ли желает, чтобы их тут же разрушали!

Он смотрел внимательно.

– Сын мой, ты смотришь далеко. Но как правда то, что Сатана научил строить города, так правда и то, что учит разрушать их все более жестокими способами. Чем это объяснить?.. Видимо, только тем, что Цель есть только у Господа Бога, а его оппонент творит хаотично, без цели и смысла, творит все, что может, что удается…

Мои плечи передернулись сами по себе. Ломать проще, чем строить, и сорваться в новую Великую Войну Магов ну совсем просто, когда нет тормозов. Хотя бы таких несовершенных, как церковь.

Я сказал невесело:

– И где же выход?

Он развел руками.

– Видимо, нужно что-то еще кроме ума, пусть даже самого блестящего. И это «что-то» должно быть над умом. Вообще над разумом, если такое можно сказать вообще…

Я взглянул остро, показалось, что говорит мой современник из другого времени, слишком умно и емко, но вовремя вспомнил, что еще Демокрит сознавал атомарную структуру всего сущего, древние греки знали, что Земля – шар, что Солнце и Луна – тоже шары, с точностью измеряли расстояние от Земли до Солнца, знали радиус и массу Земли… но их знания принято считать поразительными догадками. Всплесками интуиции, чем они, собственно, и являются. И сейчас этот священник говорит гениальные вещи, но…

– Но для этого и создана церковь, – сообщил я ему тупенько. – Хотя несладко ей приходится. Человек прост, жаждет реальных доказательств мощи. Сатана их дает. А что церковь? Мямлит о каком-то непонятном самоусовершенствовании самого человека?

Он кивнул.

– Верно. Церковь, как это не прозвучит для кого-то дико, признает великий… даже величайший ум Сатаны. Но она не признает правильным путь, на который Сатана старается увлечь человека… и весь род людской.

Из здания выходили распаренные, умытые и одетые в чистое рыцари. Граф Эбергард и здесь бдил за всеми, как квочка за цыплятами. Он бросил на меня очень недовольный взор, сказал громко:

– Ваша Светлость, благородный хозяин ждет нас!

– Идите, – сказал я. – Догоню.

Он вскинул брови.

– Ваша Светлость! Вы настолько устали, что… Мейнард, Дилан! Помогите Его Светлости добраться до пиршественного стола.

Ко мне подскочили дюжие рыцари, подхватили под локти. Священник с отеческой улыбкой перекрестил нас и скрылся в часовне. Граф Эбергард незаметно очутился рядом и прошипел раздраженно:

– Вы не должны вступать ни с кем в разговоры!

– Своим приказывайте, – огрызнулся я. – Да и то… своим.

Он изменился в лице, сказал еще злее:

– Вы ставите под угрозу всю затею!

– Остыньте, граф, – отрезал я. – За всю дорогу впервые встретил умного человека, как не поговорить? А то все время вы с графом Мемелем маячите перед глазами.

Он так опешил от завуалированного оскорбления, что застыл на месте. Я высвободился из рук услужливых рыцарей и пошел к донжону. Из распахнутых дверей уже катят запахи жареного мяса, ароматной похлебки из нежной баранины, слышатся громкие голоса.

В большом зале ярко и празднично от светильников на стенах и огромной люстры под высоким, как у церкви, сводом. Искрятся и сверкают начищенные ручки дверей, канделябры, стены инкрустированы золотом и серебром.

За празднично накрытыми столами пируют ярко одетые люди. Замелькали все цвета, здесь не признают полутонов: если уж красное, то самый что ни есть пурпур, если зелень – то изумруд. Никакой подгонки цветов или соответствия, все как яркие клоуны, зато все веселятся, морды довольные, уже пьют, хохочут, рассказывают веселые истории.

Зальц с трона приветственно помахал рукой, указал на оставленные для нас четыре кресла за столом напротив. Остальных рыцарей и брата Кадфаэля отвели и усадили за соседний стол, где пируют, не дожидаясь виновников торжества, знатные вельможи, исполненные гордости и достоинства. Впрочем, Кадфаэль посидел с минуту, дабы выказать почтение хозяину, после чего, ритуально переломив хлеб, удалился, кротко объяснив, что ему есть о чем порасспросить здешнего священника.

Справа от Зальца сидит зрелый муж, по одному виду я узнал главного советника, то есть битого и перебитого жизнью, умудренного и разочарованного, оттого осторожного настолько, что семьдесят семь раз отмерит, прежде чем отрезать.

Слева – хмурый человек с прямой спиной и пронизывающим взором. Я сразу ощутил холодок по коже, ответил мысленно «Да пошел ты!» со всем негодованием человека, трясущегося над соблюдением прав неприкосновенности личной жизни. Колдун болезненно дернулся, лицо чуть побледнело.

Я посмотрел в упор, показывая взглядом, что, если этого мало, могу добавить, у меня помимо сраной магии есть меч, выкованный гномами, а также стремление вбить по ноздри в землю всякого, кто вот так лезет ко мне…

Зальц, не заметив безмолвного поединка, обратил к нам царственный взор властелина. – Я еще раз хочу поблагодарить вас, дорогие друзья… позвольте считать друзьями, за спасение моего непутевого сына Кристиана! Он бывает слишком уж…

Мы все хранили обалделое молчание, наконец граф Эбергард кашлянул и ответил с достоинством:

– Это был наш долг, как христианских рыцарей, броситься на помощь.

– Да, – подтвердил граф Мемель несколько скомканно, – да, эта… именно так.

Сэр Смит с великим облегчением вздохнул, воздел очи к люстре и пробормотал пару слов благодарственной молитвы. Зальц оглядел всех нас, что-то понял, поинтересовался с мягкой улыбкой:

– Как видите, я такой лорд, что все пьют и орут, меня не слушая. Так что можете говорить, я человек не обидчивый. И не злопамятный.

– Нет-нет, – ответил граф Эбергард поспешно. – Это никак не относится…

В глазах Зальца росло подозрение, я сказал негромко, чуть наклонившись через стол по направлению к Зальцу:

– Только никому не говорите, Ваше Величество. Мы до сей минуты, пока вы не назвали Кристиана сыном, были уверены, что спасали от кочевников переодетую воином девушку.

Зальц откинулся на спинку, взгляд острых глаз быстро пробежал по нашим лицам. Я ждал, что он расхохочется, однако властелин лишь улыбнулся и качнул головой.

– Да, мой мальчик еще не начал бриться. К тому же блондины долго выглядят моложе своих лет… А почему так обрадовались?

Сэр Смит оглянулся, да не услышит кто, сказал, еще больше понизив голос:

– Да нам в мужской компании так хорошо путешествовать! Не надо ухаживать ни за какими бабами, не надо выслушивать их капризы, не надо потакать прихотям, не надо все время помнить, что это она нарочито нас ссорит и сталкивает лбами, чтобы посмотреть, какие мы бараны…

Властелин замка расхохотался, протянул к нам руки, словно хотел обнять, но такое изъявление чувств не позволяет стол.