– Извини, я плохо себя чувствую. Пойду домой. – И правда, Таня, несмотря на весну, ходила бледная, худая и все время мерзла.

– Так, может, нам давно пора перестать выступать? – говорил я Лехе и ей.

– Нет, нет, давайте продолжать, раз уж начали. – Она как-то жалобно вскидывала глаза на Леху.

– Видишь, Танюха велит продолжать! – Хлопал меня по спине тяжелой дланью друг. Я уступал перед желанием их обоих.

В тот последний день Леха явился на Краснопресненскую один. Обычно он приезжал уже одетый для выступления: под курткой у него была атласная концертная косоворотка. А под нее, если прохладно, он надевал еще теплую тонкую водолазку. Сегодня его прикид вызвал изумление не только у меня.

На голове у Лехи красовалась настоящая австралийская шляпа – со слегка потрепанными полями и высокой тульей с зубами крокодила на черной веревке. Широченные его плечи обжимал никогда мной ранее у него не виданный светлый плащик, под ним голубели старые Лехины джинсы, заправленные в высокие ковбойские сапоги со звенящими шпорами.

– Ты банджо принес вместо балалайки? Меняем программу на ходу? – съязвил я, увидев его, гордо стоящего посреди дороги. Прохожие косились на Леху и обходили его, как волны разбиваются о волнорез.

– Сегодня выступать не будем. – Он рассеянно окидывал взглядом спешащую по делам толпу.

– Что же ты мне не позвонил? – удивился я. – Зачем тогда я пер аккордеон?

– Ну, назад унесешь. Чего ты, развалишься?

Раньше я бы стерпел такое пренебрежение, но сейчас оно меня возмутило. А Леха не замечал ничего. Он явно был чем-то озабочен.

– А Таня где?

– Таня, Таня… – Он с раздражением поморщился. – Она попозже придет.

Значит, Таня все-таки придет. Я даже обрадовался, что у Лехи нет с собой инструмента. Может, он действительно свалит, а мы вдвоем с Таней споем, как раньше? Интересно, не забыла ли она французские слова?

Меня немного знобило, я, видно, опять простудился – ветер, несмотря на май, дул еще холодный. Весна была затяжная, у нас дома в лесу вообще еще лежал снег… Я встал возле Лехи. Мне почему-то очень захотелось домой. Атласный ворот моей синей косоворотки холодил шею. У Лехи для наших выступлений косоворотка была красная. Все у нас получалось по классике – балалаечник – в красном, аккордеонист – в синем, Таня – солистка – в голубом…

Я высматривал в толпе Таню. Ее все не было. Леха грыз заусеницу на пальце. Потом закурил.

Я посмотрел на часы. Таня никогда не опаздывала. Сейчас она задержалась уже больше чем на полчаса.

– Что-то случилось, Леха? – спросил я.

– Случилось, случилось… – Он смачно сплюнул на тротуар. – Аборт она пошла делать, вот и опаздывает. Может, там что-то не срослось.

Я сначала не понял.

– Что делать?

Он заорал.

– А что ты думал, я с ребенком сейчас должен возиться?

Я онемел. Меня сразила и сама новость, и то, что после такого Таня как ни в чем не бывало собиралась придти сюда, на площадь, к Лехе…

– Как же так? Ведь ей, наверное, нужно лежать, все такое… Она что, прямо сейчас?..

– Да ладно тебе! Тетки по двадцать раз это делают. Как кошки. И ничего.

И в этот момент подошла Таня. Она была бледной, как и всегда в последнее время, и какой-то испуганной.

– Все в порядке? – спросил ее Леха и дежурно чмокнул в щеку.

– Угу. – Она только кивнула.

– Сделала? – Это был как бы проходной вопрос. Леха не сомневался, что все делают то, что он скажет. Он уже даже повернулся, чтобы куда-то идти. – Мы сейчас в кино, Вадик, – бросил он мне. – Фильм идет, – он сказал название фильма, но я его не запомнил, – я его давно хотел посмотреть. Танюха, пошли… – Он взял ее за руку.

Она стояла и испуганно смотрела на него. Обожание и ужас светились на ее лице, как когда-то светились в сумраке мои нарциссы. Как я мог не замечать это раньше?

– Леша… – Она подняла к подбородку руку, и пальцы ее беспорядочно перебирались от кончика носа по губам.

– Леша, я ничего не сделала.

Он посмотрел на нее – не шутит ли, – и понял, что это правда.

– Ты что, одурела? Сейчас как раз срок еще маленький. Можно было таблетками…

Она посмотрела на меня, затем на Леху.

Он махнул.

– Да, он знает. Я сказал.

Тогда она сжала губы.

– Леша. Я ничего делать не буду. Ни сейчас, ни потом.

– Ты что, идиотка?… – заорал он.

Я даже не представлял себе, что когда-нибудь захочу с ним драться. Он был выше меня на полголовы, неудобно делать замах. Я поставил на землю аккордеон и ударил. Ударил сильно в челюсть, и увидел, как от неожиданности мотнулась Лехина голова.

– Вадик! – закричала вдруг Таня и схватила меня, удерживая, двумя руками. Это было ее единственное объятие…

– Ну-ка, отвали! Я его сейчас мочить буду! – Леха быстро пришел в себя и, оторвав ее от меня, оттолкнул. Мне показалась, она чуть не упала. Я снова кинулся на него, но он хорошо работал кулаками.

В толпе стали кричать. Кто-то звал милицию. От его ударов я еле стоял на ногах. Из носа текла кровь.

– Леша, не надо! Ты его убьешь! – кричала Таня.

– Сейчас еще р-р-азок, чтоб не лез, куда его не просят… – Леха напоследок сбил меня с ног.

Я упал и больше уже ничего не помнил. В больнице оказалось, что головой ударился об асфальт. К счастью для меня, не затылком и не виском, видимо, инстинктивно сумел все-таки сгруппироваться.

В больнице со мной сидела мама. Еще приходил следователь. Зачитывал мне Танины показания. Оказалось, она сказала, что в этот день она пришла ко мне на свидание, мы собирались с ней пойти в кино. Вдруг подошел незнакомый парень – в ковбойской шляпе, плаще и сапогах – и попросил закурить. Между нами завязалась ссора. Когда я упал, она и люди, собравшиеся вокруг, вызвали «Скорую». Своего знакомого Алексея, как было написано в протоколе, она в тот день после занятий вообще не видела.

Я подтвердил, что так и было. В больницу ко мне ни Таня, ни Леха так ни разу и не пришли.

Я пришел в себя оттого, что Алла вытирала мне салфеткой лицо.

– Вадик, Вадик… Ты можешь встать? – Она плакала и не знала, что делать. Должна ли она вызывать полицию? «Скорую помощь»?

– Да, могу.

Вокруг была тишина. Я лежал сантиметрах в десяти от бетонного края бордюра. Светлые стволы с отходящими от них ветвями устремлялись от меня ввысь, как в тоннель.

Я застонал и повернулся на бок. Она поддерживала меня. Я встал.

– Давай тихонько в подъезд.