Она ожидала появления Алана, и внутри нее вскипал гнев, но, когда он с мрачным видом вошел в каюту, взял ее ногу и нежно погладил ее, все заготовленные злые слова застряли у нее в горле.

— Когда я увидел тебя лежащей без чувств на палубе, а потом кровь, то чуть не умер, — откровенно признался он. — Хорошо, что рана неглубокая. Но ее все равно надо обработать.

Она увидела, как нежно он проделал все, что нужно: сначала остановил кровотечение, потом продезинфицировал рану и заклеил ее большим куском пластыря — и почувствовала комок в горле.

— Все в порядке, — наконец сказал он, но продолжал держать ногу и поглаживать ее, хотя знал, что тем самым скорее возбуждает, чем успокаивает ее.

Подошвы ее ног всегда были крайне чувствительны к прикосновениям, и Алан часто использовал это в своих целях. И сейчас делал то же самое, внимательно наблюдая за ее реакцией, довольный, что она отвечает на ласку. Но кульминация наступила, когда он поднес ногу ко рту и начал при этом, по-прежнему пристально глядя ей в глаза, целовать и посасывать поочередно пальцы. И когда он наконец положил ее ногу обратно на кровать, глаза ее были широко открыты от возбуждения.

— Извини, — пробормотал он, продолжая нежно ласкать ее ступни и лодыжки. — Я не должен был говорить тебе этих слов. Теперь я понимаю, как ужасно они звучали. Не знаю, что меня заставило так поступить. Эта неделя мне дорого обошлась, я был вне себя от желания. Скажи, что ты простишь меня, дорогая. Скажи, что все еще любишь меня…

Эбони заморгала и сглотнула комок в горле. До этого Алан никогда не называл ее «дорогая». И все же какой-то внутренний голос нашептывал ей, что это слишком неожиданно и хорошо, чтобы быть правдой. Но не поверить его словам значило отказаться от всех своих мечтаний и надежд. Гораздо приятнее было просто лежать и принимать заверения и ласки Алана как должное. Гораздо приятнее.

Когда руки начали передвигаться вверх по ее ногам, отодвигая одеяло, у нее вырвался вздох. Его слова были так же волнующи, как и прикосновения.

— Позволь мне сделать это для тебя, моя дорогая, — заплетающимся языком бормотал он. — Позволь любить тебя по-настоящему…

Теперь он достиг внутренней поверхности бедер, и она застонала. Глаза закрыла пелена, со вздохом блаженства она раздвинула ноги.

— Боже, ты потрясающе красива, — прошептал он. — Любой мужчина сделал бы все, чтобы удержать тебя. Все что угодно…

И он припал губами к ее телу.

Эбони снова вздохнула. Вот чего она хотела, это и была настоящая любовь. Прикосновение его губ приносило одновременно наслаждение и муку, но муку сладостную. Когда же он потом двинулся дальше по ее телу и дошел до сосков, на нее нахлынули доселе не испытанные ощущения. Ее наполнила такая любовь к нему, что она не могла больше просто лежать и позволять любить себя. Ей хотелось выразить свою ответную любовь, показать, что он для нее значит.

Она пробежала неверными руками вдоль его спины и, подняв голову, начала покрывать поцелуями плечи и шею, потом пососала мочку уха и провела кончиком языка по его краю.

— Сними шорты, — дрожащим голосом прошептала она.

Когда он остался обнаженным, Эбони заставила уже теперь Алана лежать неподвижно, а сама начала целовать и ласкать его тело. Каким блаженством было ощущать, как он дрожит под ее прикосновениями, слышать его вздохи каждый раз, когда ее губы проходили возле желанного места. Она знала, чего ему так хотелось, но ей доставляло удовольствие заставлять его ждать и хотелось узнать, как сильно она может возбудить его.

Она медлила сколько могла, пробежав языком сперва по его бокам, потом по бедрам и животу, пока он наконец не начал дрожать от желания и ожидания. Только когда он застонал от нетерпения, она, наконец, исполнила его желание.

— Боже мой, — прохрипел он, почувствовав обволакивающее тепло ее рта.

Алан смотрел на завораживающе эротическую картину обнаженной Эбони, доставляющей ему это удовольствие, и все его тело содрогалось в экстазе. Другие женщины тоже делали это для него, и всегда такая ласка действовала на него возбуждающе. Но ничто не могло сравниться с тем физическим и эмоциональным удовлетворением, которое он получал, когда это делала Эбони. Она действительно должна любить его, если позволяет себе такие интимные вещи. Без сомнения, такая интимность предназначена ему и только ему.

Его кольнуло сомнение, он потянулся к ней, чтобы сбросить с ее головы полотенце, и она, подняв голову, посмотрела на него. Волосы упали ей на лицо, и она улыбнулась сквозь мокрые пряди.

— Ты хочешь, чтобы я прекратила? — дразнящим голосом спросила она.

— Ради бога, продолжай…

Теперь он гладил ее по голове, показывая, как любит ее, его бедра время от времени поднимались и опускались от несказанного удовольствия, а она подводила его все ближе и ближе к высшей точке. Он понимал, что Эбони в своем самоотречении сейчас готова на все, но у него были другие планы. Когда больше уже невозможно было вытерпеть, он остановил ее, положил под себя и глубоко вошел в нее.

Долго терпеть он не мог, но этого и не требовалось, ее плоть сомкнулась вокруг его плоти с неистовством, которого он никогда не ощущал ранее. И тут же с громким вздохом он тоже кончил, и этот момент показался ему бесконечно долгим. Потом прижал ее к себе, зная, что никогда, невзирая ни на что, не сможет отказаться от этой женщины.

Эбони глубоко вздохнула и уснула в его объятиях. Она была полностью удовлетворена как физически, так и эмоционально, к ней вернулась уверенность в том, что Алан любит ее. Проснувшись через некоторое время, она обнаружила, что одна, и на мгновение запаниковала.

Сев, она откинула волосы с лица, но откинуть сосущее чувство беспокойства на сердце оказалось труднее. Причины для беспокойства не было никакой, она должна была чувствовать себя счастливой. Алан любил ее. Скоро они поженятся. Потом у них пойдут дети и…

Ее испуганный крик при пробуждении заставил Алана заглянуть в каюту. Он улыбнулся.

— Ты проснулась? Почему бы тебе не принять душ и не перекусить? Только осторожно с ногой. Если будет больно ступать, прыгай на одной ноге.

— Алан! — позвала она, когда он снова исчез.

На этот раз его высокая фигура появилась в дверях вся целиком. Теперь кроме шорт на нем была еще и рубашка.

— Да?

— Я только что подумала. Ты… ты ведь не использовал ничего. Когда мы любили друг друга…

Он беззаботно пожал плечами.

— Я забыл взять их с собой. А какое это имеет значение? Скоро мы поженимся. Кроме того, вряд ли ты забеременеешь прямо сейчас.

— Я… я плохо в этом разбираюсь. Сейчас у меня опасный период…

Алан подошел и, присев рядом с ней на кровать, взял ее руки в свои и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты, кажется, говорила, что хочешь иметь детей.