— Остановись! — перевел Йо Май слова старейшины, произнесенные столь громко и властно, что шаман невольно смутился.

Его правая рука скользнула под накидку, и в тот же миг чудовищная боль в моей груди угасла.

Наконец-то свободно вздохнув, я упал навзничь, пытаясь отдышаться. Раскаленный кинжал исчез из моей груди, но даже само воспоминание о боли заставляло меня стонать и извиваться, подобно червю. Я дышал, но у меня по-прежнему было такое чувство, будто я не получаю кислорода. Казалось, что в мое горло течет жидкая лава, а чья-то невидимая рука сжимает мое сердце. Биение сердца было неровным и быстрым, и каждый удар отдавался болью. Лишь когда Шеннон опустился рядом со мной на колени и положил руку мне на грудь, боль и удушье постепенно отступили. Но на это потребовалось время, и я чувствовал, как трудно дается юному магу то, что он называл мобилизацией скрытых сил моего организма. Лишь через несколько минут я сумел подняться на ноги и, обессиленно опираясь на руку Шеннона, подойти к Йо Май и старейшине.

— Простите нашего мага, — перевел Йо Май слова старика. — Он молод и необуздан в ярости. Он ненавидит белых дьяволов, так как они забрали всю его семью и убили ее.

В голосе Йо Май звучало тепло и искреннее сожаление, но я слышал и голос старика. В нем не было того справедливого гнева, который ощущался в словах Йо Май.

— Мы пришли сюда, чтобы положить этому конец, — сказал Шеннон. — Умоляю тебя, Йо Май, объясни вашему старейшине, что мы говорим правду.

— А когда это белые дьяволы говорили правду? — выдохнул шаман. Кипя от ненависти, он встал между Шенноном и старейшиной и властно поднял руку. — Я уважаю твой приказ, старейшина, но и предупреждаю тебя: белые дьяволы принесут смерть и беду народу маюнде, как они делали это раньше. Они говорят языком ангельским, но в сердцах их таится дьявол, — добавил он.

— Вот идиот, — сказал я, постаравшись, чтобы меня услышал только Шеннон.

Признаться, несмотря на тот гнев, который вызвали во мне слова шамана, я в чем-то понимал этого человека. Всего пару дней назад я вообще не знал, что этот остров существует. А если бы пару часов назад я услышал слово «маюнде», то подумал бы, что это название какого-то экзотического блюда. Но мне не нужно было знать историю этого народа, чтобы представить себе, что же здесь произошло. Подобные события везде разворачивались одинаково. Там, где сталкивались так называемые цивилизованные нации и местное население, туземцы рано или поздно погибали. И обычно это происходило довольно быстро.

— Достаточно! — перевел Йо Май слова старейшины. — Пусть оба белых человека подождут. Совет старейшин решит, что с ними делать.

— Решит? — выдохнул я. — Но вы… вы ведь даже не знаете, чего мы от вас хотим!

— Мы знаем уже достаточно, — сказал Йо Май. — Идите в ту хижину и ждите. Я приду к вам, когда старейшины все решат.

Стоя на утесе, Тергард смотрел в ночное небо. Ветер утих, и в тот момент, когда из-за облаков вышел бледный диск луны, на море появились огни. А потом он увидел корабли.

Если это вообще были корабли, а не что-то другое…

Магистр ордена тамплиеров вздрогнул. Тергард должен был чувствовать триумф, ибо все развивалось именно так, как он предвидел, именно так, как он надеялся. Дегон кипел от ярости и, вероятно, большую часть времени тратил на то, чтобы придумать план мести, а вот времени на воплощение этого плана в жизнь, у него уже не будет. С востока приближались корабли с грузом, который не мог ждать. У Дегона не было времени, и Тергарду предстояло позаботиться о том, чтобы все оставалось по-прежнему, пока не будет слишком поздно.

И все же он ощущал дискомфорт. Эти корабли беспокоили его. Он знал, с какими силами он вступил в игру. Он с первого же дня знал, что играет с огнем — как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Но сейчас Тергард был поражен, ибо он никогда раньше этих кораблей не видел.

— Это… чудовищно, — пробормотал Росфельд, стоявший рядом с магистром. Его голос дрожал от страха. — Что это за создания?

— Это слуги сатаны, — ответил Тергард, и тишина, подхватив его слова, придала им новый ужасающий смысл. — Слуги дьявола, Росфельд.

— Все это неправильно, — пробормотал сержант, немного помолчав.

Повернув голову, Тергард смерил Росфельда грозным взглядом.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, — поспешно заверил его Росфельд. — Вот только…

— Да? — Голос Тергарда прозвучал вкрадчиво, но Росфельд сразу же почувствовал в нем скрытую угрозу.

— Мы ведь воюем во имя Господа, — неуверенно произнес сержант. — Неправильно, если мы вступаем в сделку с дьяволом.

— У нас с ним разные цели, — поучающе сказал Тергард, немного повысив голос. — Мы используем зло, чтобы в конце концов обратить его силы против самого себя, Росфельд. Оно уничтожит себя. Такова сущность зла. Оно всегда борется с самим собой.

Росфельд предпочел промолчать, и Тергарду вновь показалось, что на его слова отвечает сама тишина.

Он почти не сомневался, что услышал тихий, но очень злой смех, раздавшийся в ночи.

Хижина оказалась намного просторнее, чем можно было предположить, судя по ее внешнему виду. К тому же маюнде вели себя чрезвычайно гостеприимно, несмотря на их варварский вид. Йо Май и четверо воинов, сопроводивших нас к небольшой постройке на берегу моря, не давали нам повода сомневаться в том, что мы здесь пленники и должны вести себя соответственно, но тем не менее обращались с нами довольно доброжелательно. Через некоторое время в хижину пришла какая-то женщина из племени маюнде и принесла нам воду и снедь, выложенную на умело свернутых пальмовых листьях.

После этого мы в течение двух часов никого не видели, за исключением двух стороживших нас воинов. Те с каменными лицами сидели у противоположной стены хижины, поджав под себя ноги, и доводили до совершенства свое умение наблюдать за пленниками и в то же время делать вид, будто их не существует. Эльдекерка мы так и не встретили. Я решил расспросить о нем Шеннона, но тот лишь пожал плечами.

— Вероятно, он сбежал отсюда при первой же возможности, — сказал Шеннон. — И я не могу винить его за это. Маюнде хорошо знают Эльдекерка, поскольку он один из немногих белых людей, которые могут приходить сюда, не опасаясь, что их убьют. Но вот храбрым человеком его назвать нельзя.

— Знаешь, — сказал я, криво улыбнувшись, — я ведь тоже не очень-то храбрый. Бывают ситуации, в которых человек может разучиться быть храбрым и…

— Тихо!

Резко выпрямившись, Шеннон предостерегающе поднял руку и уставился на дверь хижины. Краем глаза я заметил, как оба маюнде, отбросив напускное безразличие, завертели головами, переводя взгляд с Шеннона на дверь и обратно.