— Не для всех, — ответил Джимми.

— Потому что если я не буду мозолить им глаза, им будет легче изменить правила, — сказала Джоанна, не ответив на его замечание. — Лет через двадцать студенты даже не поверят, что такое нелепое правило могло существовать.

— Значит, мне придётся купить сезонный билет в Нью-Йорк, потому что я не собираюсь выпускать тебя из виду.

— Я буду встречать тебя на вокзале, салага, но пока меня здесь не будет, я надеюсь, ты будешь встречаться с другими женщинами. Тогда, если после окончания университета ты будешь настроен так же, как сейчас, я охотно скажу тебе «да», — добавила она; в этот момент зазвонил будильник.

— Чёрт! — воскликнул Джимми, выпрыгивая из кровати. — Можно мне первым пойти под душ? У меня в девять часов — лекция, а я даже не знаю, на какую тему.

— «Наполеон и его влияние на американскую юриспруденцию», — сказала Джоанна.

— Мне кажется, ты нам говорила, что на американскую юриспруденцию больше повлияло римское и английское право, чем право любой другой страны.

— Полбалла тебе прибавят, салага, но тебе всё же следует пойти на девятичасовую лекцию, чтобы узнать, при чём тут наполеоновский кодекс. Кстати, ты можешь сделать для меня две вещи?

— Только две? — спросил Джимми, включая душ.

— Можешь ты перестать смотреть на меня, как потерявшаяся собачка, когда я читаю лекцию?

— Нет, — ответил Джимми, высовывая голову из ванной и глядя на Джоанну, пока она снимала ночную рубашку. — Какая вторая вещь?

— Можешь ты проявлять какой-то интерес к тому, что я говорю, и хоть иногда что-то конспектировать?

— Зачем мне конспектировать, если ты же будешь ставить мне отметку?

— Потому что тебе не понравится та отметка, которую я тебе поставила за твою последнюю работу, — ответила Джоанна, становясь рядом с ним под душ.

— О, а я-то надеялся, что получу отметку «А» за мой последний шедевр, — сказал Джимми, начиная намыливать её грудь.

— Ты помнишь, что ты написал о том, кто оказал самое сильное влияние на Наполеона?

— Жозефина,[30]— не раздумывая, сказал Джимми.

— Это, может быть, правильный ответ, но в своём реферате ты написал не это.

Джимми вышел из душа и начал обтираться полотенцем.

— Что же я написал? — спросил он, поворачиваясь к ней.

— Джоанна.

* * *

Через несколько минут все двенадцать вертолётов летели в боевом порядке V. Нат надел наушники и стал слушать, что говорит капитан.

— Мы вылетаем из нашего воздушного пространства через четыре минуты, и я предполагаю оказание первой медицинской помощи в двадцать один ноль-ноль.

Нат взглянул в окно на звёзды, которые нельзя увидеть на американском континенте. Он чувствовал, как в нём нарастает возбуждение по мере приближения к вражескому воздушному пространству. Наконец-то он примет участие в войне. Его удивляло, что он не ощущал никакого страха. Наверно, это придёт позднее.

— Мы подлетаем к неприятельской территории, — сказал пилот. — Вы меня слышите на земле?

— Слышу, Дрозд один, каково ваше расположение? — ответил чей-то голос сквозь треск на линии.

Нат узнал южный акцент капитана Дика Тайлера.

— Мы примерно в пятидесяти милях южнее вас.

— Понял. Встретимся через пятнадцать минут.

— Вас понял. Вы увидите нас лишь в последний момент, потому что мы выключили внешние огни.

— Понял, — ответил тот же голос.

— Вы обозначили место возможной посадки?

— Здесь маленький кусочек защищённой земли как раз подо мной, — ответил Тайлер, — но на нём может приземлиться за один раз лишь один вертолёт. Идёт дождь, и тут грязь, так что посадка будет чертовски трудная.

— Какова ваша нынешняя позиция?

— Всё на тех же координатах к северу от реки Дьинь. Я почти уверен, что вьетконговцы начали переправу.

— Сколько у вас людей?

— Семьдесят восемь. — Нат знал, что полный состав двух взводов — девяносто шесть. — А сколько убитых? — Пилот спрашивал так тихо, как если бы он хотел узнать, сколько яиц капитан хочет на завтрак.

— Восемнадцать.

— Ладно. Будьте готовы погружать по шесть человек и два трупа в каждый вертолёт и готовьтесь садиться в вертолёт, как только нас увидите.

— Будем готовы, — сказал капитан. — Какое время сейчас на ваших часах?

— Двадцать тридцать три, — ответил лейтенант.

— Тогда в двадцать сорок восемь я запущу красную ракету.

— Двадцать сорок восемь, — повторил лейтенант. — Вас понял. Отбой.

На Ната произвело впечатление то, как спокоен был лейтенант, учитывая, что он, второй пилот и оба стрелка хвостовой пушечной установки могли погибнуть через двадцать минут. Но, как не раз повторял ему полковник Тремлетт, спокойные люди спасают больше жизней, чем храбрецы. Следующие пятнадцать минут все молчали. Нат думал о том, правильно ли он поступил: он ведь тоже может погибнуть через двадцать минут.

Пока соблюдалось радиомолчание, Нат пережил самые долгие пятнадцать минут в своей жизни, глядя вниз на джунгли, освещённые полумесяцем луны. Он посмотрел на стрелков. Оба они прильнули к своим пушечным установкам, держа пальцы на спусковом крючке, готовые к любому повороту событий. Нат смотрел в боковое окно, когда вдруг в небо взвилась красная сигнальная ракета. Он подумал, что в этот момент он мог бы пить кофе в офицерской кантине.

— Я — Дрозд Один: приказ звену, — сказал пилот, нарушив радиомолчание. — Не включайте нижние огни, пока не будете в тридцати секундах от приземления, и помните: я приземляюсь первым.

Зелёная змейка трассирующих выстрелов сверкнула перед кабиной пилота, и стрелки сразу же открыли ответный огонь.

— Вьетконг нас засёк, — коротко сказал пилот. Он наклонил вертолёт направо, и Нат впервые увидел противника вблизи. В нескольких сотнях ярдов вьетконговцы поднимались на холм — как раз там, где вертолёты собирались сесть.

* * *

Флетчер ещё раз перечитан статью в «Вашингтон Пост». Она рассказывала о поразившем воображение американцев героическом эпизоде войны, о которой никто не хотел ничего знать. Группа из семидесяти восьми пехотинцев, окружённая в северовьетнамских джунглях превосходящими силами Вьетконга, была спасена подразделением вертолётов, которые под неприятельским огнём пролетели над опасной территорией, не имея возможности приземлиться. Флетчер рассмотрел подробную диаграмму на противоположной странице. Пилот вертолёта Чак Филипс первым опустился вниз и спас полдюжины окружённых солдат. Пока шла спасательная операция, он висел в нескольких футах над землёй. Он не заметил, что другой офицер, лейтенант Картрайт, спрыгнул на землю из вертолёта как раз перед тем, как вертолёт Филипса взмыл вверх, чтобы освободить место для другого вертолёта.