но был покинут тем, кто послал его из Польши (сказавшись истинным Димитрием). Затем, как этому Болотникову пришлось сдаться и как, в конце концов, его лишили жизни.

Глава XIII

Из осажденной Тулы был послан один казак ко двору Сандомирского воеводы с таким поручением: если тот, кто послал Болотникова в Россию, не захочет прийти и выручить их, то предложить все, что они приобрели и захватили в России, польскому королю, чтобы за это его величество выручил их. После этого в местечке Шклов (Schloba) в Белоруссии разыскали человека, умевшего одинаково хорошо говорить, писать и читать как по-русски, так и по-польски, и, научив его, как сойти за Димитрия, отправили в Московию.

Глава XIV

О Димитрии втором, пришедшем из Польши на московскую границу и выдавшем себя за истинного Димитрия (которого, по его словам, Шуйский только собирался умертвить); о том, как с этой хитростью ему не так повезло, как Димитрию первому, но все же он более двух лет причинял большой вред России. И о том, как он вначале очень благоволил к немцам и полякам, которые были с ним, и как затем, когда его величество король польский и пр. со своим войском пришел в Россию под Смоленск, а из Швеции прибыл Понтус Делагарди и стал всячески противодействовать и мешать намерениям Димитрия, тот стал злейшим врагом и преследователем всех немцев и поляков.

Глава XV

На Россию нападают со всех сторон.

Глава XVI

О князе Михаиле Скопине, которого царь Шуйский направил для вербовки немцев в Швецию, откуда он привел Понтуса Делагарди с 3000 иноземных воинов и за один год очистил от врагов большую часть страны. И как ему, в конце концов, царь Шуйский отплатил за такую верную службу, отравив его.

Глава XVII

Об Александре-Иосифе Лисовском, военачальнике Димитрия второго над, примерно, 1000 казаков; о том, как он зашел слишком далеко вглубь страны и, не имея возможности возвратиться в большой лагерь под Троицей, повернул на Суздаль, задержался там на некоторое время из-за иноземцев, приведенных Понтусом и Скопиным, и, наконец, с большим обходом вышел к Пскову (Plescow).

Глава XVIII

О посольстве его величества короля польского и пр. к польским воинам, находившимся у Димитрия в лагере под городом Москвою.

Глава XIX

О свержении Шуйского с престола и об ужасной гибели Димитрия второго. А также об избрании Владислава, сына короля польского Сигизмунда третьего.

Глава XX

И, наконец, о разорении Москвы, большого главного города России, причиной чего было то, что его величество король польский не пустил туда своего сына Владислава (после того, как тот был избран русским царем) несмотря на то, что он приказал военачальнику, полковнику Станиславу Жолкевскому, клятвенно обещать это московитам от его имени и т. п. Затем также о том, кого из дворян они избрали и короновали своим царем.

Конец перечня

ГЛАВА I

О князе Федоре Ивановиче

Великий князь России или, как ее ещё называют, Московии, тиран Иван Васильевич, умер в 1584 г. в пятое воскресенье после Пасхи и оставил после себя двух сыновей, Федора Ивановича и Димитрия Ивановича. Престол перешел к старшему сыну, Федору Ивановичу.[170] Младшему и его матери, царской вдове Марии Федоровне Нагой, отвели для княжеского пребывания княжество Углич, расположенное в 90 верстах от главного города Москвы (5 верст составляют немецкую милю). Так как, однако, Федору Ивановичу, человеку весьма благочестивому и на их московитский лад богобоязненному, больше было дела до своих лжебогов, чем до правления, и так как он больше любил ходить к Николе и к Пречистой,[171] чем к своим советникам (Senatorn) в Думу (Rathstube), то он созвал своих советников (Senatorn), князей и бояр, и сказал им, что заботы о правлении такой монархией слишком для него тяжелы, пусть они выберут из своей среды умного и рассудительного человека, на которого он мог бы возложить бремя управления государством для того, чтобы сам он мог с меньшим беспокойством и без такого утомления как можно лучше служить своему богу. И тогда избрали правителем русской монархии Бориса Федоровича Годунова, некоего дворянина, хотя и не знатного роду, но разумного и очень рассудительного человека. После окончания церемонии царь встал, снял со своей шеи большую золотую цепь, надел ее на шею избранному правителю и сказал:

Борис Годунов утверждается правителем. “Этим я, царь всея Руси, снимаю бремя правления с плеч моих и возлагаю его на твои плечи, Борис Федорович. Все малые дела во всем моем государстве решать будешь ты. Большие и важные вопросы ты должен докладывать мне, и не надлежит тебе решать их без моего ведома, ибо царствовать буду я”. После этого царь повелел провозгласить его всенародно правителем.[172]

Правитель добивается больших похвал. Этот самый Борис Федорович Годунов исполнял свои обязанности столь разумно и ревностно, что почти все дивились и говорили, что на всей Руси нет равного ему по разумности, поскольку он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресек, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости. Этим он стяжал себе даже такую добрую славу, что московиты говорили, что если царь умрет, не оставив наследника, а также умрет его младший брат, царевич Димитрий, то во всем государстве не сыскать будет более достойного быть новым царем, нежели вот этот самый правитель, с которым никто во всей стране не может сравниться в мудрости и рассудительности. Толки эти, дошедшие до правителя через подученных им доносчиков и соглядатаев, разожгли и распалили в нем жажду стать со [80] временем самому царем, но он решил добиваться всего незаметно и хитростью. Правитель стремится стать царем. Он устроил так, что у его сестры Ирины Федоровны, супруги благочестивого, немудрого царя, ни один наследник не выживал, а все они безвременно погибали.[173] Велел он также неустанно наблюдать за речами и детскими забавами брата царя, молодого царевича Димитрия Ивановича Угличского. В Димитрии проявляется нрав отца. А в царевиче с ранней юности стал сказываться отцовский жестокий нрав. Так, он однажды приказал своим товарищам по играм, молодым дворянским сынам, записать имена нескольких князей и вельмож и вылепить их фигуры из снега, после чего стал говорить: “Вот это пусть будет князь такой-то, это — боярин такой-то”, и так далее, “с этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак” — и с этими словами стал отрубать у одной снежной куклы голову, у другой руку, у третьей ногу, а четвертую