«Что ж, таковы пророки. Даже царь Давид склонялся перед Нафаном, когда тот порицал его. Царь Соломон не будет обвинять меня, ведь никому не под силу смирить пророка».

Садоку снова стало легко на душе, и он повел процессию священников через широкий двор ко входу в Дом Господа. Их ожидали жертвы, а он не мог выполнять свой долг без мира на сердце и покоя в мыслях.

«Я – первосвященник. Я здесь для того, чтобы служить нашему Господу. Пусть царь договаривается с пророками. Не моя это задача».

Соломон

Хотя день уже перевалил за половину, Соломон заставил себя выкроить время, чтобы принять Ахию. В поисках пророка он разослал по всему городу гонцов, втайне надеясь, что его не найдут. К закату Соломон подумал было, что так и вышло. Поэтому, когда он увидел, как Ахия шагает ему навстречу по царской галерее, он испытал смесь облегчения и уныния. Пророк не смотрел по сторонам, словно не замечая великолепных мозаик из бирюзы, янтаря и слоновой кости, словно бы их и не существовало. Возможно, для пророка их и вправду не существовало – он гордился своим аскетизмом.

– Добро пожаловать, Ахия. Приветствую тебя. – Соломон указал на обитые кожей скамейки: – Присядь и отдохни.

Ахия сделал вид, будто не слышит этих почтительных слов. Царь мысленно вздохнул. С пророком всегда было тяжело иметь дело, а в гневе он и подавно не замечал доброты и не склонялся перед мудростью. Он остановился в нескольких шагах от Соломона, прямой и несгибаемый, как посох. Глаза его потемнели от гнева. Одна рука вцепилась в гладкое дерево, другая сжалась в кулак.

– Я явился не ради того, чтобы перебрасываться пустыми словами и тешить царское самолюбие. Я явился, чтобы предупредить тебя. Ты слишком далеко зашел. Можешь смеяться над пророком, но внемли словам Яхве, пока не поздно.

Значит, Ахия слышал насмешку Аминтора. Соломон понял, что успокоить пророка будет еще сложнее, чем он думал.

– Я не смеюсь, – мягко ответил он, – и не глумлюсь над словами Господа.

– Ты женишься на чужестранках, склоняешься к ним и их богам. Ты навлекаешь на себя гнев Яхве – и твоя корона тебя не спасет.

Ахия разжал кулак и бросил что-то к ногам Соломона.

Соломон опустил взгляд и увидел маленького глиняного божка, разбившегося на две части. Собачья голова уставилась на него невидящими глазами.

– Вот какое приданое привезла очередная твоя невеста, царь! Это идолы и святотатство! Вспомни первую и главную заповедь Яхве!

– Я помню. В заповеди говорится о том, что мы не должны почитать других богов прежде Него. Эту заповедь я соблюдаю, Ахия, ни у кого из богов нет первенства перед Господом. А сам я поклоняюсь лишь нашему Богу.

– Можешь ли ты утверждать это, Соломон? Ты, не осмеливающийся произнести имя Яхве? Разве сердце твое не стремится к иноземным женщинам? И разве не склоняют они тебя к своим богам, своим идолам из дерева и камня?

Соломон понимал, что спорить бесполезно. «Выслушивал ли мой отец поучения от старого Нафана?» Царь Давид сумел бы обаять пророка и убаюкать его гнев. А Соломон пользовался лишь доводами разума, но это оружие затуплялось, наталкиваясь на пламенную веру Ахии.

– Ответь мне, Ахия, разве идолы в храмах моих жен обладают хоть малейшей силой? Разве они настоящие боги?

– Конечно нет! Разве могут камень и дерево обладать силой?

– А если эти идолы – просто изображения, не более могущественные, чем куклы моей дочери, то в чем вред от простого их созерцания?

– Это грех против Яхве! Их нужно разбить вдребезги! Вдребезги! И сжечь. И разрушить их святилища. Язычество следует изгнать с наших земель, а иначе гнев Яхве уничтожит тебя, как твоего отца Давида и твоего деда Саула!

«Царь Саул не был моим дедом». Но Соломон понимал, что нет смысла напоминать об этом пророку – тот мог в ответ разразиться еще одной гневной тирадой.

– Нужно освободить дом царя – этот дворец, как его называют, – от идолопоклонства и скверны! Нечистые звери разгуливают по его комнатам, стены смердят грехом и богомерзкими обрядами! Остерегись, царь Соломон! Как бы не ступить тебе на путь, ведущий к гибели!

Соломон в какой-то мере сочувствовал пророку – человеку непоколебимых моральных устоев, суровому и гордому, восстающему против меняющегося мира. «Это все равно что бороться с западным ветром». Но Соломон не мог позволить разрушить то, что он так долго строил.

– Благодарю тебя за предупреждение, Ахия. Я обещаю, что постараюсь поступить правильно.

«Но я не буду запрещать женам искать утешения у их богов».

– Тогда отошли прочь колхидскую чародейку со всей ее нечистью. Откажись от язычества, к которому ты пристрастился. Очисть свой дворец от чужестранцев, а город царя Давида – от скверны. Очисть нашу землю от храмов и рощ, посвященных ложным богам, не говоря уже о богинях. Лишь тогда воля Яхве будет выполнена.

«Если я отошлю всех своих жен и сровняю с землей все иноземные храмы, кто поблагодарит меня? Наши купцы, которые больше не смогут торговать со всем миром? Или земледельцы, которые не смогут продавать свой урожай? Или солдаты и священники?» Ведь империя, которой он правил, держалась на торговле и брачных союзах. И на терпимости.

Ахия никогда бы этого не понял.

– Я слышу тебя, Ахия, и благодарю за заботу о нашем народе, но…

– Но ты не склонишься перед волей Яхве, – тихим, безжизненным голосом закончил пророк.

«Это перед твоей волей я не склонюсь!» Соломон подавил желание высказать ему в лицо неприкрытую правду. Услышанная от царя правда лишь вызвала бы у Ахии новую вспышку гнева. Поэтому Соломон уже в который раз нашел мягкие слова, пытаясь добиться перемирия:

– Я обдумаю твои речи, пророк. И помолюсь о наставлении свыше, как ты сказал.

– И продолжишь предаваться всем своим грехам.

«Что ж, перемирия не вышло», – вздохнул Соломон.

– Я выполню свою клятву, Ахия.

– А я – свою. – В глазах пророка полыхало презрение. – Иди же, иди к своей иноземной невесте, склонись перед очередной чужеземкой. Но помни, что даже царь не стоит выше Закона.

Когда Ахия ушел, Соломон долго еще стоял, глядя на крошечного разбитого идола, лежащего у его ног. Наконец он нагнулся и подобрал черепки. Они были шершавыми на ощупь, словно кошачий язык. Очередная невеста из далекой страны, очередной чужеземный бог.

И царство нуждалось в них. Чтобы все шло гладко, чтобы земли и народы, управляемые из Давидова города, процветали. Осколки божка лежали на ладони царя, почти невесомые. «Такой малости достаточно для счастья моих жен, для прочных торговых связей».

«Мой народ благоденствует. Мои священники окружены почетом. Жены довольны. Чего еще можно требовать от меня?»

Тиганих

Она смотрела на небо сквозь мелкий оконный переплет, ожидая. Наконец ее терпеливая рабыня, державшая в руках две нити, взглянула на них и сказала: