— И как вам Троцкий?

— Договорились мы с «иудушкой». Вначале сцепились, как два голодных пса из-за одной кости, я его даже хотел головкой об стол приложить, настолько он меня достал. Опосля стали торговаться, как хохол с евреем за кусок сала на колхозном рынке…

— «Колхозном»? А что это такое?

Арчегов закряхтел — этот привычный для него «новояз» здесь был неизвестен, а потому нужно было выкручиваться в очередной раз, что он часто делал, благо не впервые попадал в такие вот щекотливые ситуации. И будет дальше попадать, ибо очень трудно себя контролировать, когда хронически не высыпаешься да еще устаешь, как цуцик.

А Троцкий тот еще полемист, все извилины заплетет, все нервы на кулак намотает. С таким необходимо постоянно держать ухо востро, в тонусе, «на взводе», как говорят.

Любое слово, каждый жест жизненно необходимо контролировать. А потом идет «откат», как сейчас, когда можно расслабиться, со старшим по возрасту, в отцы годится, другом поговорить. Вот тут-то и допускаешь ляпы, но что делать?

— Большевики сейчас госхозы и совхозы пытаются создавать, правда ничего не выходит.

— Я про это слышал, Константин Иванович. Весьма неэффективная замена капиталистическому помещичьему хозяйству, имеющему крупную товарную направленность в производстве зерна…

«Ни хрена как курчаво выражается господин присяжной поверенный. Я думал, что так только партийные кадры в мое время глаголить могут, ан нет!» — Арчегов мысленно усмехнулся и, припомнив Высоцкого, промурлыкал без слов: — «Стукнул раз, специалист, видно по нему».

— Так вот, Петр Васильевич, о колхозах они сейчас замыслили. Сокращенный термин от коллективного хозяйства. Когда все крестьяне объединяются в большой кооператив, где в совместном владении пашни, покосы, пастбища, домашняя скотина…

— Не может быть! — Вологодский даже привстал с кресла. — Они ж на корню хозяйство развалят. Ведь сколько мужиков, столько и мнений. Хотя нет — если они поставят управителя, то будут иметь возможность отбирать зерно и хлеб в одном месте, а не в отдельно взятом крестьянском хозяйстве. Весьма разумная мера, если они желают не изменять продразверстку как таковую и которая уже вызывает всеобщую ненависть селян. И насчет колхозного рынка понятно. Смешно.

Арчегов от изумления чуть ли не захлопал ртом как рыба. Вологодский его продолжал удивлять раз за разом. Тот умел делать удивительно точные выводы, редкостное умение, напрямую зависящее от знания логики, что в советское время не очень-то поощрялось, а сам курс логики формализировали так, что теорию, может, и вытянешь, но вот только прикладных навыков на этом не получишь.

— Впрочем, обобществлять они хотят все, даже женщин и семьи, вот только вряд ли у них выйдет так надругаться и над людьми, и над бытием, — председатель правительства отпил чая из чашки и задумался, собрав морщинами свой высокий лоб.

Арчегов хмыкнул — он знал, что большевики попробовали провести два года тому назад социализацию женщин в Самаре и некоторых других городах. Поступили просто — объявили всех лиц женского пола от 18 до 35 лет, имеющих не более двух детей, в общественном пользовании на принудительной основе.

Каждый индивид мужского пола мог воспользоваться услугами один раз в месяц от конкретной женщины по определенной Советом таксе. Муж тоже имел определенные льготы — он мог пользоваться своей женой вне очереди раз в неделю.

В случае беременности женщина получала от Совета «выходное пособие» и за два месяца до родов освобождалась от выполнения «общественных обязанностей». Родившийся ребенок должен был являться общенародным достоянием и передаваться на воспитание в детский дом.

«Реформу» начали с истинно революционным энтузиазмом, но вскоре закончили — население восстало и с нескрываемой радостью встретило подходивших к Волге чехов.

Второй результат принес массовый всплеск венерических заболеваний, особенно пагубного неизлечимого сифилиса, что сильно озаботило большевистских заправил.

И тогда в Совнаркоме опомнились и, как водится, стали искать крайних. Списали все на революционный порыв масс, благо на это можно перевести что угодно.

А Ленин с компашкой решили больше всеобщую социализацию баб-с не устраивать, хотя для себя сделали исключение — ведь революция несет и права. За что боролись?!

В той же Москве в широком ходу был совдеповский «новояз» — «содкомка». Переводится как «содержанка комиссара», которые плодотворно трудились на своих начальников не только за пишущими машинками, но и на постельном фронте, получая за сие жирный совнаркомовский паек.

Заместитель Троцкого Склянский аж трех «содкомок» имел на иждивении, и прочие себя тоже не ограничивали. Зато народ дал этому термину еще другое объяснение, что от гнусно прославленного в Библии города Содома идет.

Раз за разом в этой Москве Константин открывал для себя все новые и новые факты. В советской литературе часто писалось, что народные комиссары падали в обмороки и пухли от голода. Ну, если они и пухли, то далеко не от голода, а совсем от другого.

Троцкий угощал его в Кремле как Лукулл, и даже пожаловался, что икра ему поперек горла уже стоит. Мол, он всю революцию на этой кетовой и осетровой икре сидит, надоела она ему хуже горькой редьки.

Увесистые пакеты ежедневных совнаркомовских пайков вызвали у скромного Вологодского такой тихий ужас, что он категорически отказался принимать их.

Эта наглое рвачество демонстрировало как нельзя лучше мораль новых властителей несчастной страны — нравственно все, что служит победе революции, с которой они почему-то отождествляли только себя. А раз нужно и можно, то так и будет…

— Константин Иванович, я с нетерпением жду.

Голос Вологодского вывел Арчегова из полусонных размышлений, он с трудом очнулся, тряхнул головой, прогоняя дремоту.

— Что вы решили с Троцким?

— Казачьи «буфера» будут созданы. Гарантии мы даем следующие — наши войска, как и «деникинцы», входить на территории казачьих автономий не будут. Там остаются наблюдатели за этой договоренностью из краскомов. В Западной Сибири мы можем держать только три дивизии, формирование которых идет из местных уроженцев. И мы, и Деникин переводим армии на режим мирного времени, проводим демобилизацию. Но количество офицеров и добровольцев не нормируется. Это касается и флота. Наши офицеры имеют право находиться на их стороне, в приграничной полосе до 50 верст, и наблюдать за перемещениями частей Красной армии, численность которых будет оговорена. Но не больше, чем донских, оренбургских и яицких казаков, а также западносибирских формирований.

— Это все ваши договоренности?

— Нет. Мы должны обеспечить поставку хлеба. Троцкий потребовал 20 миллионов пудов, я предложил только пять, и то как помощь голодающим, и чтоб об этом оповестила вся советская пресса. Так что вам завтра придется торговаться, не давать же им зерно в том объеме, который они наложили своей продразверсткой на наших крестьян.