За какой-то месяц угольные эсминцы и сторожевые катера покончили с самым натуральным пиратством, что разлилось махровым цветом у берегов Тавриды. И для крымских контрабандистов также наступили тяжелые времена, их пустые фелюки и баркасы теперь просто не высовывали носа из укромных стоянок.

Рабочие Морского завода стали трудиться намного лучше, выполняя текущий ремонт кораблей. Платили им золотой монетой, по самым высоким расценкам, но и спрашивали строго. За саботаж или большевистскую агитацию можно было запросто лишиться жизни.

«Белые» власти теперь намного строже и бескомпромиссно относились к своим врагам, отвечая на красный террор сторицей, безжалостно карая, но обязательно по суду.

Драконовские меры и щедро, но с умом потраченное сибирское золото того стоили — у стенок завода спешно переоборудовались и вооружались четыре «эльпидифора». Канонерские лодки новой специальной конструкции, что как десантные корабли, способные действовать на мелководье, строились крупной серией на черноморских верфях в войну с германцами. И неплохо себя зарекомендовали.

А потому их сейчас снова решили задействовать, забрав в портах. Еще три корабля, один из которых был уведен из Николаева в январе, под самым носом у подступивших к верфям красных, ожидали своей очереди на переоборудование.

Четыре «генерала», названные так в честь погибших зачинателей белого движения — Алексеева, Корнилова, Маркова и Дроздовского, — были первенцами военного кораблестроения, пусть и доделанные. До того флот пополнялся лишь переоборудованными гражданскими судами, которые теперь снова возвращались к мирным занятиям.

Канонерские лодки имели тысячу тонн водоизмещения и мощное вооружение — три 130-мм орудия с броневыми щитами, два 75-мм зенитных орудия, да парочку пулеметов. Жизненно важные для корабля места бронировались — рубка, погреба, подачи.

С броневыми листами проблем не имелось, так как в бухте ржавели выведенные англичанами из строя корабли. Теперь с них снимали все, что только можно — броню, механизмы, корабельную листовую сталь и много всего прочего.

И с матросами проблем не стало — две тысячи новобранцев еще полгода будут обучаться в экипажах. Три тысячи «охотников», уставших за лихие годы и вдоволь поскитавшихся, после тщательного отбора поступили матросами и унтерами в команды.

Щедрая плата золотом, сытный паек, пенсия в случае увечья — что еще надо мужику для полного счастья собственной женки и детишек. Да и служба привычная — брали в первую очередь тех, кто воевал на море с японцами или германцами, невзирая даже на солидный возраст, лишь бы был лоялен к власти да здоров…

— Ваше высокопревосходительство! Получена срочная радиограмма из Москвы!

Колчак стремительно обернулся — его флаг-офицер капитан Кетлинский протянул листок бумаги.

— От военного министра Арчегова. Вы приказали немедленно…

— Давайте!

Адмирал развернул листок и за секунду проглотил его взглядом. Не поверил — прочитал еще раз.

— Боже мой!

— Александр Васильевич! Сейчас шифровальщики занимаются еще одной радиограммой, полученной из Москвы. Она также отправлена генералом Арчеговым…

— Не будем терять времени!

Колчак стремительно повернулся и, как в лихие гардемаринские времена, почти не держась за поручни, скатился вниз по трапу…

Москва

— И на хрена мне это нужно? Молодой, что ли?!

Арчегов осторожно отпрянул от тумбы. Увиденное его порадовало. Так и есть — толстый кожух пулемета беспомощно свисал с подоконника, зацепившись сошками за какой-то трос. Массированный огонь с кольта и нескольких «хлыстов» сделал свое дело — огневая точка противника была полностью подавлена.

Темп стрельбы из флигеля заметно упал. Сейчас стрелял только один пулемет. А вот ответный огонь по дому резко усилился — к егерям добавились вынырнувшие из глубины парка чекисты с парой «Льюисов», что говорило о чрезвычайно серьезном оцеплении. Вот только опростоволосились ребята Дзержинского…

— Петр Васильевич серьезно не пострадал? В мякоть ведь?! А вы не ранены, генерал? Кирпичной крошкой лицо посекло?! Возьмите платок! Тогда все чудесно, только не высовывайтесь, прошу вас!

Непонятно откуда вынырнувший Мойзес присел рядом с ними у ямы, хоронясь за кирпичной кладкой от возможной пули. Наблюдательным человеком оказался чекист, одного взгляда хватило, чтобы оценить их положение и физическое состояние.

— С предателями пообщаться желаете? — Арчегов громко хмыкнул. — Окошки эти, как я понимаю, вашими людьми были заняты?! Вот только с чего это они такую бойню нам учинили?! «Балтийского коктейля» нажрались, скоты, спиртягу с кокаином всю ночь глушили?!

— Сам не понимаю! Но разберусь, обещаю! Всех виновных к стенке поставим без разбора!

Скрип зубов был отчетливым даже в звуках стрельбы. Лицо Мойзеса, и без того изуродованное, исказилось такой гримасой лютой ненависти, что Константин помимо воли почувствовал острое желание немедленно отодвинуться от своего собеседника. Но сдержал себя и, выглянув наружу, хмыкнул от удовлетворения.

Егеря уже подобрались вплотную к стене флигеля и приготовились метать в окна гранаты. И словно по заказу тут же загрохотали «Льюисы» чекистов, точно и злобно, не давая возможности вражеским пулеметчикам отбить начавшийся штурм.

— Молодцы твои чекисты, товарищ Мойзес! Вот сейчас грамотно работают, не то что раньше!

— Я за пулеметы в этих зданиях не отвечал, только за посольство, парк и церковь! Претензии не ко мне!

— Хорошо, — нехотя буркнул в ответ Константин, и тут ухнуло два сильных взрыва. Мощных — разозленные егеря швырнули в окна тяжеленные гранаты Новицкого, и сейчас внутри флигеля все живое превратилось в кровавый раскромсанный фарш.

А вот теперь нужно было действовать, и быстро, пока чекисты не сообразили, что к чему. Константин вскочил на ноги и закричал Мойзесу в лицо, что тот оторопел:

— Хватайте Петра Васильевича и бегом в здание. Головой за него отвечаешь! Ты понял?!

От дикого выкрика генерала чекист впал в ступор, что Арчегов и добивался. Ничего с Вологодским не случится, он под надежной охраной будет, не хуже егерей. Мойзес со своими головорезами сейчас с него пылинки сдувать станет.

А вот поймать хотя бы одного из «затейников» этого побоища для него стало делом настоятельно необходимым. Уж очень хотелось узнать, кто его с Вологодским «заказал».

Нехорошие мысли ворочались в голове у генерала по этому поводу, такие, что он в них боялся не то что поверить, подумать даже!

Он рванулся вперед так, словно вернулась та забытая молодость, в которой он хлебнул полной ложкой лиха первой для него войны. Нельзя было терять времени ни секунды, благо смертоносный пулеметный ливень прекратился. Краем глаза он скользнул по лежащим телам, но для эмоций места в душе не было, один холодный анализ краешком мозга.