class="p1">— Подумать только, драка в самом центре города! — воскликнул какой-то человек в шляпе.

— Куда только смотрит милиция?..

— Позволю себе заметить, вы и понятия не имеете, за что я всыпал этому парню! — обозлился я.

— Боюсь, тебе придется разделить участь всех хулиганов, — проговорил человек в шляпе.

Меня окружила толпа. Жгучий стыд охватил меня: надо же было так влипнуть! Не станешь же тут, на улице, объяснять, что за тип этот Пискаревский. И как докажешь, что ты прав, а он подонок? Разговор у нас был с глазу на глаз. Отвертится как пить дать.

— Лоботряс! — истерично кричала какая-то дамочка с полосатой сумкой в руках. — До чего дошла молодежь!

Но больше всех обидела меня маленькая девочка. Она протиснулась вперед и очень вежливо обозвала меня «скеписом». Тут подошли дружинники. Трое ребят, один другого здоровее.

— Ну, двинулись! — приказали они не особенно дружелюбно.

Сопротивляться было бесполезно.

36

Штаб их помещался в одной из комнат городской гостиницы. Все-таки это не милиция. Милиции важен факт. У них четкий подход: ударил — значит, виноват! Что им до того, что я ударил эту сволочь за дело? Нет у них такого оправдательного параграфа. А с дружинниками, пожалуй, стоит поговорить.

Не успели мои строгие судьи спросить-допросить меня, по всем правилам оформить протокол, как в комнату вошла новая группа дружинников во главе с очкастым парнем. А среди них — Айбика!

Девчонка, у которой глаза, как два Азовских моря, тоже носила красную повязку на рукаве.

Сначала она не обратила на меня внимания: мало ли кого приводят в их штаб… Но как только стали докладывать очкастому обо мне, Айбика обернулась — и чуть не лишилась сознания. Во всяком случае, мне так показалось.

Она шагнула вперед и, перебивая докладчика, сказала:

— Ребята, произошла ошибка. Вы же… моего жениха прихватили. Не может быть, чтобы он так здорово провинился…

В штабе воцарилась тишина, но в следующую минуту она сменилась раскатами смеха. Ребята чуть животы себе не надорвали.

— Если у тебя такой жених, черт бы его драл, то откажись, пока не поздно!

— И надо же в такого типа влюбиться!

Однако Айбика стояла на своем.

— Отпустите его, ребята, на мою расправу.

Тут возникло замешательство. И просьбу ее, по-видимому, хотели уважить, и меня, хулигана, не положено отпускать.

— Ты вот что, добрая душа, одного его из дому не отпускай, — посоветовал старший среди дружинников. — Он у тебя, видимо, пошаливает.

— А еще лучше — держи его на привязи.

— Да ну вас! — начала сердиться Айбика. — Подите вы со своими советами!

Один дружинник сказал:

— Какого дьявола мы проявляем снисхождение? Надо по всем правилам проучить его, пусть дней пятнадцать на виду у всего города под конвоем походит.

Безусый мальчишка раздраженно фыркнул:

— А может, он вовсе и не жених?

Айбика вызывающе откинула голову и, совсем распалившись, произнесла:

— Так, значит, вы не верите мне?

Она приподнялась на носки и — поцеловала меня в губы.

После этого обиженным голосом добавила:

— Вы же, ребята, меня знаете. Стала бы я целоваться с кем попало!

— Предположим, не стала бы…

Первым сдался очкастый, самый главный среди дружинников. Я видел его у нас на комбинате.

— Да чего ты кипятишься, в самом деле? — сказал он. — Если обещаешь принять самостоятельные меры, получай своего жениха. И сматывай удочки, пока не передумали.

Она не стала мешкать, подхватила меня под руку и увела.

Я молчал. События развивались помимо моей воли. Когда мы отошли от штаба на один квартал, Айбика сурово проговорила:

— Не можешь шагать побыстрее?

— Торопиться-то, пожалуй, некуда.

Тут она со всего маха дала мне пощечину.

— Ты что, очумела?

— Счастливо отделался, — сказала Айбика, шагая впереди меня.

На меня что-то нашло, и я засмеялся. И даже объяснить не мог, почему на меня смех напал. Наверное, нервы расшалились.

— Право же, мне вовсе не смешно.

Ее ресницы взмахнули крылышками и опустились. Мне подумалось: вот сейчас расплачется навзрыд.

— Шагай! — повторила Айбика, сдержав себя.

Я не стал спрашивать, куда мы идем. Ей, наверное, стыдно было в этот вечерний час прогуливаться со мной по городу, поэтому она направилась в степь, начинавшуюся сразу за крайним домом.

Я шел и думал: почему она выгородила меня? Зачем ввязалась в эту историю?

Тут я впервые увидел степь. Не то чтобы впервые, и раньше видел, а вот с девчонкой по степи бродил впервые. Природу каждый любит по-своему, это известно. У меня, например, не было к ней азарта, страсти, что ли, а тут случилось со мною полное прояснение. Может быть, от пощечины, которую я получил?

В степь мы вошли как в море, потому что, казалось, у нее нет никаких видимых границ, если, конечно, не брать в расчет горизонт.

Только слева вытянулась гряда гор. В этот вечерний час горы нахмурились, как бы недовольные приближением ночи.

Мне подумалось: хребты, возомнившие себя стражами степи, вообще многое себе позволяют. Они, например, стесняют степь, делая ее жизнь неудобной, то загораживая от солнца, то не пропуская ветер.

Вот и сейчас ряды гор сбрасывают на степь черные тучи, и ей ничего не оставалось делать, как принимать этот ненужный дар.

Солнце вело себя тоже как-то несолидно: играючи уходило, посылая в просветы туч свои золотые стрелы и превращая тучи в диковинные воздушные замки.

Я подумал: какой я невезучий! Встретился с девчонкой, и на тебе — дождь! А что он упадет на наши головы, в этом у меня не было никакого сомнения.

Я мельком взглянул на Айбику: что она думает об этих тучах? Она даже на них не смотрит! Красивые девчонки в красивой степи как у себя дома!

Айбика шла, ступая легко, чуть придерживая рукой подол, которым играл ветер.

Вскоре начал накрапывать дождь.

— Возьми мой пиджак, — предложил я Айбике, — промокнешь.

— Не надо. Не сахар, не растаю.

— Понимаю, я человек никудышный, но при чем здесь пиджак? Он же не дерется, он смирный.

Нет, Айбика не улыбнулась шутке и не взяла пиджак. «Как хочешь», — подумал я.

Когда дождь усилился, я сказал ей честно:

— Представь себе, я не думал, что ты такая храбрая.

Она резко остановилась. Смотрю и глазам своим не верю: плачет.

Разве я сказал что-нибудь обидное? Или дурное?

— Ну зачем ты идешь за мной?

— Между прочим, почему я не должен идти?

— Я же тебя ударила?

— Зато поцеловала!

Тут она растерялась. И не могла вымолвить ни слова.

За горами блеснуло: один раз, другой. Молнии прочертили степь.

— Спрячемся?

При свете молний я заметил вблизи что-то вроде ограды.

— Нет.

Нет так нет. А