Он пожимает плечами и идет вперед, ежесекундно оглядываясь и убеждаясь, что Сисси никуда не пропала. Мы идем по извилистой тропинке мимо здания школы.

— Куда ты нас ведешь? — спрашиваю я.

Он не обращает на меня внимания, только ускоряет шаг, идя к зданию странной формы, которое я видел вчера ночью. К тому темному зданию, куда старейшина отнес новорожденного.

— Эпаф, что это за здание? — спрашиваю я, но ответа снова не получаю.

Около двадцати детей стоят у закрытых двойных дверей. Две девочки постарше — учителя? — спокойно беседуют со старейшиной. Мы подходим, и все поворачиваются к нам.

— Вы не поверите, что там внутри, — говорит Эпаф, облизывая губы.

Старейшина тоже поворачивается к нам.

— Это ясли? — спрашиваю я его.

— Простите?

— Разве не сюда относят новорожденных?

Его лицо каменеет.

— Ничего подобного. Ясли там, — он показывает в сторону деревенской площади. — Это Дом Пустоши.

— Дом Пустоши? — переспрашиваю я. — Я видел вчера, как сюда отнесли ребенка.

Он смотрит мне в глаза.

— Мы не обсуждаем рождения. Это против Правил, — он отворачивается.

Я хмурюсь и собираюсь задать еще один вопрос, когда двойные двери распахиваются и из них выбегают школьники, моргая от яркого света. Лица у них бледные и перепуганные, как после просмотра фильма ужасов, слишком страшного для их возраста.

— Эпаф, — спрашиваю я. — Что там внутри?

Но он слишком возбужден, слишком занят тем, чтобы подобраться поближе к Сисси, и не слышит меня.

Самый молодой из старейшин шепотом переговаривается с другим, время от времени поглядывая на нас. Наконец они оба кивают, и нас, в шеренгу по одному, заводят внутрь. Окованные железом двери закрываются за нами, погружая во тьму. Что-то металлическое скользит по двери снаружи, и наступает тишина. Мы внутри, и мы заперты.

— Не бойтесь, не бойтесь, — шепчет где-то в темноте Эпаф дрожащим от нетерпения голосом. — Сисси, это действительно потрясающе.

Одна из учительниц говорит:

— Сейчас откроются внутренние двери и мы попадем в небольшой зал. Идите осторожнее, там еще темнее, чем здесь. Садитесь на втором ряду. Я дам вам химические фонари. Не включайте их, пока я не скажу.

Дверь с металлическим грохотом открывается. Мы все проходим внутрь. Мне вкладывают что-то в руки. Что-то мягкое, длиной около фута. На ощупь похоже на трубу из мягкого пластика. Видимо, это и есть химический фонарь.

Мы заходим внутрь, движемся на ощупь вдоль полукруглой скамейки и садимся. Ко мне приближается какая-то темная фигура.

— Вы, трое, — говорит нам учительница, — у нас есть специальные места для таких высоких гостей, как вы. Обычно там позволяют садиться только старейшинам, но для вас мы сделаем исключение.

Мы с Сисси и Эпафом встаем и идем на первый ряд. Скамейка старейшин шире и снабжена бархатными подушками.

Сзади доносится голос учительницы:

— Добро пожаловать на очередную экскурсию в Дом Пустоши. Как всегда, цель нашего визита — вспомнить о жестоком мире, за которым мы призваны наблюдать, вновь воспламенить в нас сознание важности нашей Миссии. Напомнить реальность того, о чем мы можем забыть и счесть просто разговорами.

Эпаф рядом со мной подпрыгивает на месте от нетерпения.

— А теперь, — говорит учительница, — возьмите свои фонари, переломите их пополам и бросьте как можно дальше вперед.

Со второго ряда тут же доносится серия щелчков и поднимается зарево зеленого света. В ту же секунду яркие зеленые огни проносятся у нас над головами и врезаются в стеклянную стену впереди. От ударов расплескивается зеленая жидкость, которая стекает по стеклу и освещает его. А также то, что находится за стеклом, в закрытой стеклянной камере.

Огороженное пространство размером примерно с классную комнату. Там стоит хрупкая юная девушка с тонким телом лесного духа. Длинные иссиня-черные волосы прикрывают половину лица. Губки маленькие, глаза, как у кошки, и смотрят на нас с удивительной внимательностью, которая придает ей привлекательность. Девушка медленно, как будто не желая того, поднимает голову. На ряды школьников она смотрит без особого интереса, но когда замечает нас на ряду старейшин, резко склоняет голову набок и пристально вглядывается.

— Что происходит? — обеспокоенно спрашивает Сисси. — Почему эта девушка заперта?

Эпаф едва сдерживается. Он пододвигается поближе к Сисси. Его рот растягивается в зубастой ухмылке.

— А почему ты думаешь, что это девушка? Почему ты думаешь, что это вообще человек? — он делает вдох, влажный, судорожный. За ним еще один. — Это одна из них. Закатник. Так они их называют. Подходящее имя, вам так не кажется, раз они выходят только на закате? Жаль, что не мы это придумали. Они столько лет пялились на нас каждую ночь — было бы неплохо придумать, как обозвать их в ответ.

Сисси резко отодвигается, на ее лице отражается ужас. Она вцепляется в край скамейки, я вижу, как белеют суставы ее пальцев. Сисси смотрит на запертую за стеклом девушку. Девушку-закатника. Я шепчу про себя это слово. Закатник.

Что оно тут делает? Как оно сюда попало?

Эпаф переламывает свой химический фонарь. Его неожиданно посерьезневшее лицо становится ярко-зеленым. Он вскакивает на ноги и со всей силы кидает фонарь вперед, попадая прямо в середину стекла. Эпаф гордо вскидывает руку, а потом замечает в моих неожиданно ослабевших руках целый фонарь. Он выхватывает его, ломает и с криком бросает вперед. Фонарь ударяется о стену прямо перед лицом девушки. Но она не мигает. Она смотрит на нас. На меня.

У нас за спинами все сидят тихо. Группа маленьких детей ни издает ни звука.

Эпаф наконец садится.

— Погодите, посмотрите, что будет дальше, — говорит он, тяжело дыша.

По центральному проходу стучат подошвы ботинок. Учительница спускается вниз, держа в руках плотно закрытую пластиковую банку, до краев полную какой-то темной жидкости. Девушка-закатник неожиданно застывает, хищно сгорбившись и не сводя с банки глаз.

— Мы никогда не должны об этом забывать, никогда не должны переставать бояться, — шепчет учительница, — неутолимого голода и неугасимой жажды, с которой закатники желают нашей плоти и крови. Смотрите и учитесь, дети.

Учительница встает перед крохотной стеклянной дверцей, такой маленькой, что в нее вряд ли бы пролез и кулак. Она ждет. Закатница, как будто с ней договорились заранее, отходит к дальней стороне камеры, не отрывая взгляда от банки. Учительница ждет, пока та опустится на четвереньки, а потом ставит банку в отверстие и задвигает защелку, открывая дверцу с внутренней стороны. В то же мгновение закатница вскакивает и несется к банке. Она не останавливается, врезаясь в стену с силой, которой хватило бы, чтобы устроить сотрясение мозга дюжине людей. Падая, она тянется к банке — всеми конечностями одновременно, как если бы ее руки и ноги были соперничающими существами.