Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Северянин кивнул, а боярин меж тем продолжил:
– И тех дружинников, кто захочет с вами пойти, я неволить не стану. Пусть вой сами решают, с кем им остаться и как послужить родной земле…
От последних слов Евпатия словно дохнуло могильным холодом, и, невольно поежившись, я наконец-то озвучил свою задумку:
– Пускай решают сами. А ты меня послушай, боярин: коли вы остаетесь, знай: самую большую пользу вы сможете принести, когда уже рухнет внешняя городская стена и поганые пойдут на штурм сквозь бреши. Именно тогда, когда большая часть орды окажется в городе, легче всего будет подобраться к порокам, охрана которых не будет ждать нападения. Ваша цель – большие манжаники. Горшки с зажигательными смесями во время штурма будут рядом с камнеметами, их можно разбить два или три о порок, да поджечь его – вот что нужно! И тогда ваша смерть сможет спасти Переяславль… А может, и саму Рязань, ведь когда за спиной поганых загорятся камнеметы, наверняка ведь начнется неразбериха, и появится шанс, что штурм замедлится. И уцелевшие защитники крепости, да и жители – кто сможет, конечно, – отойдут в детинец. Лучшего момента для вашего вступления в схватку просто не придумать!
Коловрат внимательно выслушал мои слова, после чего задумчиво произнес:
– Княжеский кром – он ведь крошечный, там места хватает лишь для терема и хозяйских пристроек. Но ведь на Соколиной горе стоит Средний город, что был возведен изначально, и там достаточно места, чтобы действительно укрыть многих жителей… Но вот ты, Егор, говоришь, что, будь у нас хоть малая возможность спасти Рязань, вы бы остались. Но то, что ты сейчас изложил, разве это не она? Та самая возможность?! А ежели так, подумай сам: в атаке на охрану пороков нам каждый меч на счету будет. Каждый меч!
Я вынужденно замолчал, смущенный замечанием боярина и тем фактом, что действительно допустил противоречие в своих рассуждениях. Причем противоречие, касающееся жизни и смерти сотен людей! И одновременно с тем допускающее, что я сам – трус, ищущий для себя возможности спастись!
И ведь самое главное, понимая, что те, кто попытаются поджечь пороки, обречены, я, пусть и бессознательно, но ведь на самом же деле попытался избежать этой участи… И теперь от четкого понимания своей пусть и не осознанной трусости жаркий стыд буквально жжет, заставляя залиться краской…
– Кхм, кхм… – Прочистив горло, я поспешил ответить: – Прав ты, боярин. Только что ведь сам говорил, что возможности помочь нет – и тут же заявляю, что, может, и получится осажденным помочь… Тогда выходит, нужно остаться всем отрядом. Часть людей, правда, необходимо утром выделить в охрану бабам да деткам, чтобы довели их до любого нормального жилья, но с этим справятся и легкораненые. Разве что десяток воев добавить им в помощь – довести тяжелых раненых… И гонца к Юрию Всеволодовичу нужно отправить обязательно! Да не одного, а хотя бы трех воев.
Коловрат согласно кивнул, но тут слово неожиданно взял Кречет:
– А почему князю Владимирскому не стоит ждать помощи из Новгорода?
Внезапный вопрос застал меня врасплох, так что я даже не сразу нашелся что ответить, замявшись на несколько секунд. Потом наконец честно выдал то, что знаю, разбавив версию собственными догадками:
– Слишком долго Ярославу Всеволодовичу идти из Киева в Новгород. Тем более Киевское княжество после Калки реальной силы не имеет, а новгородцы у нас сами по себе. Коли у них на вече народ не решит сообща собирать рать, она и не соберется. При этом те бояре, кто готов был поддержать князя и его сына, уже дали людей – ныне осажденных в Переяславле вместе с владимирцами. А прочие не захотят терять своих людей в боях с далекими монголами, у них рядом немцы, даны и свей свой кусок урвать хотят, ждут удобного времени… Так что бояре новгородские, которые реально вечем заправляют, скорее понадеются отсидеться за крепкими стенами града, чем в поле терять воев.
Кречет задумчиво кивнул.
– У тебя были видения о князе Юрии Всеволодовиче?
Секунда на размышление, после чего я внутренне смиряюсь с необходимостью соврать и озвучиваю доступный еще на школьной скамье курс истории:
– Да. Узнав, что первая рать погибла, он отправился на север собирать воев из Ярославля, Ростова, Белоозера, Углича и прочих городов и весей, встав на реке Сити. Хотел дождаться новгородцев и всей мощью ударить по осадившим Владимир поганым! Но прихода брата великий князь так и не дождался, стольный град монголы взяли быстрым штурмом, сломав стены пороками и истребив жителей, включая княжескую семью… А предатели спустя какое-то время выдали положение владимирской рати ворогам, и те сумели застать русичей внезапной атакой, не дав собрать силы воедино… Ведь Юрий Всеволодович поделил рать между несколькими поселениями, чтобы воям было где укрыться от морозов и метелей. Это, конечно, разумно, но в сече полки пали поодиночке – вместе с князем. Такая вот история…
Дядька оторопело покачал головой, после чего только и смог выдать:
– Во дела…
Спустя пару секунд слово взял Ждан, ожидаемо спросив:
– Слушай, Егор, а когда у тебя эти видения начались? Сам понимаешь: может, тебе их Господь посылает, а может, и дух нечистый, нам как раз на погибель!
Уже нисколько не кривя душой, я ответил вполне спокойно:
– Начались у меня видения после того, как мы полоняника из орды с боем взяли. А что касается, Божья воля это или нет, подумай сам: рязанская рать по-прежнему цела, а вот мы уже истребили три тумена, и Пронск с Ижеславцем все еще целы… И присутствующие здесь все еще живы, хотя по видениям нам всем давно уж конец должен был прийти!
Ждан замолчал, переваривая услышанное, а слово вновь взял Кречет:
– Коли так, Егор, то только тебе и нужно к князю Юрию Всеволодовичу отправляться. Ибо убедить его как можно скорее начать собирать вторую рать да Владимир не покидать, помощи брата не ждать – только тебе это и под силу, с Божьей помощью-то… Ты сумел повлиять на Юрия Ингваревича, тебе же и великого князя уговаривать!
После внезапного предложения дяди над костром повисла тяжелая тишина. Все, что он сказал вслух, абсолютно правильно, более того, я и сам о том не раз уже думал, но… Согласись я сейчас со словами Кречета, и от брезгливого ощущения того, что я струсил, бросив умирать соратников в самоубийственной схватке у пороков, я уже никогда не