– О, синьор, синьора Дезорм хотеть увезти меня, сделать царем Ассурок, жениться на мне. Это невозможно, синьор! Я не мочь стать ее мужем, не мочь прогнать этого бедного Дезорма! Что я делать, синьор?

Де Нансе громко хохотал. Он успокоил бедного Паоло, обещал помочь и защитить его и охотно согласился позволить ему остаться в Нансе сколько угодно.

В это время Каролина Дезорм выходила из себя и бранила всех своих людей за то, что они отпустили Паоло. Наконец она велела добром или силой привезти к ней итальянца. Однако посланная ею тележка вернулась без Паоло, которого нигде не нашли. Каролина была в полном бешенстве, но она уехала в Париж одна.

В большом доме Нансе зима проходила тихо и приятно. Франсуа и Христина вместе с хозяином имения бывали всюду, они помогали ему выбирать деревья для посадки или придумывать, где нужно провести новые дороги. Перед прогулками дети занимались уроками – то с Паоло, то с самим де Нансе.

Иногда Франсуа отказывался от прогулок, чтобы навестить бедного Мориса, который всегда нетерпеливо ждал его посещений. Морис расспрашивал Франсуа обо всем, советовался с ним, старался исполнить то, что ему говорил новый друг, и мало-помалу его характер сильно изменился. Он стал более кротким, скромным и благоразумным. Адольф видел в брате эту перемену к лучшему, но она не смягчала его, напротив, он постепенно отдалялся от Мориса, и стал не любить Франсуа еще сильнее прежнего.

Морис уже начал выходить на воздух, но еще никому не показывался. Как-то раз он спросил Франсуа, позволит ли ему де Нансе приехать в его усадьбу. Франсуа ответил, что отец с большим удовольствием увидит его у себя и что Христина также будет очень рада.

– Христина? – удивился Морис. – Я думал, что Дезормы давно уехали.

– Да, взрослые уехали уже три месяца тому назад, но Христина с Изабеллой остались у нас.

– Значит, Христина с тобой? Какой ты счастливец! Так приятно постоянно играть и разговаривать с этой доброй и милой девочкой.

– Да, это большое счастье. Если бы ты лучше знал ее, ты видел бы, какая она добрая, преданная, внимательная, веселая. И если бы ты знал, как она любит папу и меня! Она, смеясь, говорит нам всегда столько хорошего, доброго, что папа и я иногда с трудом удерживаемся от слез.

– Да, она славная, я знаю это.

– Я никогда не говорил тебе о ней, – продолжал Франсуа, – потому что мне казалось, будто ты ее не любишь.

– Я ненавидел ее, как ненавидел и тебя, когда был злым и дурным, – сказал Морис. – Но теперь, вспоминая, как храбро она защищала тебя, как она тебя любит, я сам начинаю ее сильно любить, и мне хочется, чтобы она была добра со мной. Когда можно приехать к тебе?

– Хочешь завтра? – спросил Франсуа. – Я скажу папе.

– Отлично. Значит, завтра в два часа, – весело проговорил Морис, протягивая руку маленькому де Нансе.

Дома Франсуа сказал, что завтра у них будет Морис. Де Нансе очень обрадовался за Франсуа, он был доволен, что у сына завязывается новая дружба.

Когда на следующий день Морис вошел, конфузясь при мысли о своей некрасивой и смешной наружности, Франсуа и Христина выбежали ему навстречу. Вид мальчика испугал Христину, он показался ей отвратительным. Но природная доброта помогла ей подавить это неразумное чувство, и она ласково обняла и поцеловала Мориса.

– Бедный мой Морис! – воскликнула она. – Я знаю, как тебе было больно, Франсуа все рассказал мне.

– Он простил меня, – сказал Морис, – как теперь и ты меня прощаешь, добрая Христина. Видишь, Господь меня наказал за мои злые насмешки над нашим Франсуа. Я ведь смеялся и над твоей дружбой с ним, над тем, что ты так храбро и великодушно защищала его от моих нападок. Теперь я понимаю, какое счастье иметь друга, который тебя любит и всегда готов прийти на помощь. О, я завидую, что у него есть такой друг, как ты.

– Я только маленькая девочка, всем обязанная Франсуа и его доброму отцу, – потупилась Христина, – без них я ничего не знала бы, осталась бы глупой и злой.

– Может быть, ты ничего не знала бы, – сказал Морис, – но глупой и злой ты бы не была и не могла быть.

В эту минуту в комнату вошел де Нансе.

– Здравствуй, милый Морис! – сказал он. – Вижу, тебе гораздо лучше, мой дружок, и рад, что ты не падаешь духом. От Франсуа я знаю, что ты стал терпеливее и… вообще, гораздо лучше.

– Это ваш Франсуа своей добротой помогает мне исправиться, – признался Морис. – Я так дурно, так зло обращался с ним, между тем он…

– Не будем говорить о том, что было, голубчик, давай жить настоящим. В жизни много хорошего. Бывай у нас почаще, мы здесь живем счастливо. Моя маленькая Христиночка щебечет весело, как жаворонок, она кротка, как горлица, и болтлива, как сорока. Только она хорошо воспитанная сорока и благоразумная, а потому ее приятно слушать.

Христина весело засмеялась и поцеловала руку де Нансе, который погладил ее по голове. Морис сделал к ней шаг, желая взять ее под руку, так как ему было трудно ходить на своих вывернутых ногах. Христина чуть было не оттолкнула его, до того противным он показался ей. Но она увидела печальные умные глаза Франсуа, а потому подошла к мальчику и подала ему руку.

– Может быть, тебе больше хочется побегать одной, Христина? – спросил ее Морис.

– Нет, нет, совсем нет, я помогу тебе идти, – ласково ответила она. – Мне это будет очень, очень приятно. Опирайся же на меня покрепче, Морис, не бойся, я достаточно сильна и могу поддерживать тебя.

– Ах, милая Христина, – проговорил Морис, – ты будешь и для меня таким же другом, как для Франсуа? – спросил он.

– Прости меня, Морис, но я никого не могу любить так, как Франсуа, – покачала головой девочка. – Я буду делать для тебя все, что могу… Забавлять тебя, помогать тебе, делать для тебя все, чего ты захочешь. Но Франсуа совсем иное. Повторяю, голубчик, я никого не могу любить так, как люблю его и его отца.

Франсуа был в восторге, услышав такое откровенное признание Христины, зато лицо Мориса снова опечалилось. Вскоре он сказал, что сильно утомился, и все вернулись домой. Посидев около получаса и поболтав с детьми, больной встал, простился и ушел из комнаты. Христина подбежала к нему, подала руку и предложила проводить его до экипажа. Он грустно улыбнулся и сказал:

– Христина, я очень несчастен, и у меня нет ни одного друга.

– У тебя есть Франсуа, – заметила девочка, – а ведь он сто́ит всех остальных друзей в мире. До свидания, Морис, – ласково прибавила она, – и надеюсь, до скорого.

Христина вернулась в гостиную и подошла к де Нансе, который читал, сидя в кресле, обвила руками его шею и ласково проговорила:

– Мой милый отец.

– Ага, – сказал де Нансе, целуя ее и откладывая книгу в сторону, – очевидно, начинается признание или исповедь. Ну, в чем дело? Говори, мое милое дитя.