Этот вопрос, казалось, волновал его гораздо больше, чем все остальное, происходящее сейчас под окнами. А там уже приехали и милиция, и прокуратура, и еще кто-то, и вообще чуть не половина жильцов дома собралась, и все что-то обсуждали, о чем-то говорили, однако раньше уехали те, кто Андрея Никитовича искал. И увезли все трупы.

Дочь ничего не сказала относительно уборки участка, потому что ее, казалось, этот вопрос вообще не трогал. Но тяжелый вздох, показывающий немалые ее страдания, Мариша подавить не смогла. И отец этот вздох услышал и понял, что доставил дочери боль. Но едва ли понял, чем именно. Ситуация сложилась патовая, и потому оба долго молчали.

– Там милиция… – сказал наконец Андрей Никитович, глядя в окно. – Надо выйти к ним…

– Тебя сразу арестуют, – возразила дочь. – Ты нескольких человек застрелил. К милиции нельзя…

– Я же защищался. И тебя защищал… – Он явно удивился, потому что дворник Абдулло Нурович, страдающий деменцией, милиции еще мог доверять, а снова Андреем Никитовичем, подполковником спецназа ГРУ, хотя и согласился с этим, он еще полностью не стал. – Так что же делать?

– Пока надо спрятаться. Потом мама позвонит Владимиру Андреевичу, и полковник скажет, что делать. Мы долго здесь просидеть можем? Мне нужно Андрейку покормить…

– До вечера. Это квартира толстого Валерки. Жена у него с утра на сутки работать заступила. А он вечером пьяный придет. А вечером еще его брат прийти должен. Что-то принесет. А чем Андрейку кормить?

– Я уже посмотрела. Здесь нечем… Можно, конечно, яйцо сварить… Есть здесь яйца?

Андрей Никитович открыл холодильник.

– Нет, не вижу. У меня дома тоже нет. Я в магазин схожу. Принесу…

– Тебя сразу узнают… Лучше я схожу… Здесь из одежды хоть что-нибудь на меня подойдет?

– Едва ли… – пожал плечами отец. – У толстого Валерки жена ростом тебе до плеча. Идти мне надо. Как-то так, чтобы не узнали…

Дочь внимательно посмотрела на отца.

– Хотя бы бритва здесь есть? Надо бороду сбрить.

– Жалко. Я никогда без бороды не ходил…

– Ты никогда раньше бороду не носил. А с тех пор, как стал Абдулло Нуровичем, у тебя борода появилась. Раньше, мама говорила, ты только однажды в отпуске после Анголы бороду отпустил. Подполковники бороды не носят. Вообще в армии бороды, насколько я знаю, не носят. Только, бывает, врачи…

– Врачи носят… А бритва должна быть… Валерка бреется… – сказал Андрей Никитович твердо, совсем не как дворник говорил, и пошел в ванную комнату вовсе не походкой дворника Абдулло Нуровича, а походкой военного человека.

Мариша сидела на диванчике и раздевала маленького Андрейку, потому что в квартире было жарко. Ждать пришлось долго. Андрейка начал уже кукситься, просил есть. А когда отец вышел, дочь даже встала от удивления, настолько он изменился, превратившись из старика в немолодого, но еще в расцвете лет мужчину, имеющего твердую упругую походку, что-то говорящую и о характере того, кто такой походкой ходит.

– Вот… Это совсем другое дело. И ходить ты должен так же, как сейчас. Помнишь, ты сам меня учил – шагать, чтобы чувствовать, как каждым шагом земной шар вращаешь. Так и ходи…

– Земной шар вращаешь… – вдруг повторил и задумался Андрей Никитович. – А ведь я это помню. Не помнил, много лет не помнил, а ты сказала, я вспомнил…

– Ты много помнишь, хотя многого и не помнишь, но ты вспомнишь все. Если что-то вспоминаешь, значит, вспомнишь и остальное. Сходи в магазин… Купи яйца и детское питание… Лучше рисовую кашку. Андрей хорошо ее ест. И молока… Деньги у тебя есть?

– Есть…

– Из одежды присмотри что-нибудь. Я пока маме позвоню. Она ждет меня, волнуется.

– А вот звонить… – задумался отец. – Пока не надо бы… Если ищут меня, значит, ищут и тебя… Наверное, они знают, кого искать. И могут дома ждать. Нас с тобой или звонка…

– А мама?..

– Тут подумать надо. На мой взгляд, пока нас не нашли, она в безопасности. Если они там, они ждут звонка. Они номер определят, найдут наш адрес… Тогда она будет не нужна им…

Это говорил уже не слабоумный дворник. Это просчитывал и говорил офицер спецназа ГРУ, вновь вернувшийся в строй. Ну, если и не в войсковой строй, то хотя бы в строй дееспособных людей. И дочь сразу поняла это. Одно дело – действовать на приобретенных инстинктах и боевых наработках. И совсем другое дело просчитывать ситуацию и делать логические выкладки.

– Но нужно же как-то сообщить…

– Любушка умеет ждать… – сказал он вдруг так, словно хорошо ее помнил. – И ты умеешь. Вы восемь лет меня ждали… Потом… Сообщают сразу о плохом. О хорошем не торопятся. Она это знает и поймет, что с нами все в порядке.

Разговаривая так, он отыскал себе куртку, которая была немного великовата. Но не настолько, чтобы привлекать внимание. Она даже не смотрелась одеждой с чужого плеча. И Андрей Никитович сам смог это оценить. Более того, он сумел ловко пристроить на плечо ремень от одного пистолета-пулемета так, чтобы тот висел под курткой, практически незаметный, но при необходимости оружие легко можно было достать. Под собственной курткой такое оружие спрятать было бы невозможно.

– Я пойду. В ближнем магазине меня знают, поэтому рисковать, даже без бороды, не буду. Пойду в дальний. Это минут десять, от силы пятнадцать. Ты никому не открывай. Ключ – вот… – Он положил ключ на стол. – Я звонить не буду. Постучу, и тебя позову. Одну из этих штук оставляю тебе, – он положил на стол пистолет-пулемет. Пользоваться им так…

– Я уже поняла. Я умею с оружием обращаться. Меня Сережа учил…

– Сережа – это кто?

– Мой муж… Старший лейтенант спецназа ГРУ Сергей Марочкин…

– Марочкин… – задумался Андрей Никитович. – Что-то мне говорит эта фамилия, но не могу вспомнить. Но что-то хорошо знакомое…

– Когда мы жили в военном городке, у нас был дом на две семьи. Через стену от нас жил майор Марочкин. Ты с ним вместе служил. Сережа – его сын. Мы с Сережей в одном классе учились…

– Майор Марочкин… Не помню. Но я вспомню…

Отец, приложив ухо к двери, прислушался к тому, что происходит в подъезде, убедился, что там все спокойно, и ушел, успокаивающе и подбадривающе кивнув на прощание дочери. Она закрыла дверь и поспешила на кухню. Начал хныкать голодный Андрейка. Мариша взяла его на руки, стала ходить из кухни в прихожую и обратно, покачивать, чтобы успокоился. Сын умолк, и она уложила его спать на куче чужой одежды на кухонном угловом диванчике. И стала ждать отца. Давно прошли и десять минут, и пятнадцать, а стука в дверь все не было. Прошло полчаса, и Мариша начала всерьез беспокоиться. Подошла к окну, высматривая, что происходит во дворе. Там по-прежнему еще не все успокоилось. Люди собирались кучками, перешептывались.

Через час Мариша уже поняла, что с отцом произошла какая-то неприятность. Просто сидеть и ждать уже не было сил, и необходимости не было, да и сын проснулся и стал настойчиво требовать еды. Мариша быстро собрала его, сама оделась и пристроила под пальто пистолет-пулемет на ремне, вышла и закрыла дверь на ключ. Хотела уже спускаться по лестнице, но с двух ступенек вернулась, поставила сына к стене, выдернула у себя волос и слюнями приклеила одним концом к двери, другим – к косяку. Так волос будет держаться. Про «контрольки» и способы их установки ей муж рассказывал. Если отец все же вернется, это можно будет определить.