Они шли, беззаботно смеялись и болтали о пустяках, и Маринелла вдруг вспомнила дни, когда она вот так вот, еще в детстве, бродила по полям вдвоем с Хосе и тоже болтала о чем угодно! Никогда бы она не поверила, что теперь, после его смерти, что-то подобное может повториться!

– Как удачно мы сходили в город, я и не помню, когда делала столько покупок! – радостно заметила девушка.

– Наконец-то у тебя будет новое платье! – удовлетворенно кивнул Барт. – А то ты все время в одном ходишь.

– Помнишь, какой ты была в Венеции, графиня? – усмехнулся Венсан, а Маринелла резко обернулась и, прищурившись, посмотрела ему в глаза.

– Я стала хуже?

– Ну, что ты! – хором откликнулись Венсан и Барт.

– Так-то лучше… Думаете я сама не вижу?  – печально вздохнула Маринелла. – Все в прошлом.

Дальше девушка шла молча, любуясь темнеющими вдалеке кипарисами, горными пиками, возвышавшимися над долиной, желтыми низкорослыми цветочками, что расцвели вдоль дороги, ковром устилая склоны, сменив маки, чей алый покров теперь был лишь воспоминанием. Как и ее дорогие платья, как ее драгоценные украшения, как ее графский титул.

Друзья миновали перевал, и их глазам открылся поселок мятежников, Campo Ribelle, как сами они называли свое поселение, где над хижинами поднимались столбы черного дыма. Но теперь это был не обычный дым от печных труб, а дым от пожарища, уже догоравшего.

Все трое испуганно переглянулись, не понимая, что могло случиться, неужели, пожар? А потом, не разбирая дороги, бегом помчались к лагерю, когда им навстречу из-за деревьев вдруг вышел трактирщик Луко. Он шел странно тяжело и медленно, прижимая руку к правому боку, а из-под его пальцев сочилась кровь. Венсан, опомнившись первым, бросился вперед, подхватил покачнувшегося друга и осторожно опустил на траву.

– О Господи! Луко! Что с тобой, что случилось? – прошептала оцепеневшая от ужаса Маринелла, склоняясь над ним.

– Солдаты, – хрипло ответил тот. – Люди Монтелеони. Они нашли нас. Сожгли лагерь… убили всех. Ищут вас! Не ходите туда!

Тяжело дыша, он закрыл глаза, Венсан осторожно отодвинул его руку и приподнял рубашку, чтобы осмотреть рану.

– Держись, дружище, я сейчас! Все будет хорошо, – начал он, но  раненый отвел его ладонь.

– Прощайте друзья, – Луко открыл глаза и слабо улыбнулся. – Я скажу за вас словечко создателю, когда встречусь с ним…

С этими словами бедолага трактирщик испустил дух. Понимая, что ему уже не помочь, Венсан оставил тело друга, а после поднялся и протянул руку Маринелле, девушка вытерла слезы, и, вопреки совету Луко, они побежали к лагерю, ведомые непреодолимой силой, что звала их на пепелище. Барт мчался следом.

И некоторое время спустя они уже шли втроем мимо догорающих хижин, пробираясь почти на ощупь в клубах едкого черного дыма, скрывавшего их и делающего невозможным разглядеть что-то вокруг. Но и без того ясно, что Campo Ribelle полностью разгромлен, а с мятежниками покончено навсегда. С ужасом смотрела Маринелла на мертвые тела своих товарищей, лежавшие на земле в тех странных позах, в каких застала их смерть, лицо Венсана превратилось в безжизненную маску, а в глазах рыцаря блестели слезы, и он крепче сжимал губы, стараясь не заплакать. Хотя в таком дыму никто бы не удержался от слез. Внезапно, когда клубы рассеялись, унесенные ветром, с громким криком Маринелла бросилась вперед, опустилась на землю, а Венсан и Барт побежали за ней. Картина, что предстала их глазам, повергла бы в ужас и более суровые натуры: сидя на земле Маринелла обнимала тело Фабио, своего маленького друга, и безутешно рыдала. Повинуясь внезапному порыву, Барт опустился рядом с ней на колени и сжал руку мертвого ребенка. А потом поднял глаза к небу и сказал, обращаясь к кому-то, а может быть, к себе самому:

– Клянусь богиней Соль, где бы ты ни был, Монтелеони, я найду тебя, и ты ответишь за все злодеяния. Двоим нам не жить на этой земле!

– Они скоро вернутся, – перебил Венсан. – Луко был прав, здесь опасно, и они ищут нас. Надо уходить.

– Но куда же мы пойдем? – спросил Барт. – Нужно похоронить наших друзей! И потом – нам же некуда идти…

– Их похоронят крестьяне из деревни, не бойся, так лежать не оставят, – откликнулся Венсан. – А нам нужно убираться, куда угодно! И поскорее! Нужно добраться до моря.

– Почему? – спросила сквозь слезы Маринелла.

– Найдем моего друга. Он поможет. Куда нам теперь дорога, как не в море. Если ты решишь вернуться в Испанию, все равно будет нужен корабль. На земле места нам больше нет.

Барт молчал. Он понимал, что его дорога должна вести в монастырь, назад, к наставнику, но он не мог бросить Венсана и Маринеллу теперь, после всего, что случилось, после всего, что их связывало. Рыцарь был уверен, что Отец Джио не одобрил бы, оставь он их одних на произвол судьбы! Венсан быстро прошел по лагерю, прихватив пару мушкетов и патронташи.

– Уходим, Маринелла, хватит! Поплачешь потом! – Венсан наклонился и рывком поставил девушку на ноги, практически вырвав тело ребенка из ее рук. Он осторожно опустил Фабио на землю и поволок рыдающую графиню за собой. Она шла следом и не видела ничего вокруг, слезы по-прежнему душили ее. Барт плелся позади, то и дело оглядываясь на пепелище, что они оставляли. Клятва, которую он дал только что, давила на рыцаря. Нельзя поклясться именем богини и не исполнить обета! А значит, у него появился еще один смертный враг, помимо того, что ждет в Милагро.

Все также в печали они пересекли равнину и скрылись в лесу, стараясь идти вдалеке от проезжего тракта, чтобы не столкнуться снова с гвардейцами, посланными графом Монтелеони или любыми другими служивыми, что могли разыскивать их сейчас. Венсан не сомневался, что награда, которую Венецианская республика назначила за их голову, была весьма и весьма значительной. Если только  Барт не попадал в это число, ведь его имя было неизвестно преследователям. Пока неизвестно.

Когда стемнело, Венсан выбрал небольшую чистую поляну и предложил остановиться на ночлег здесь, в корнях раскидистого платана, что было весьма удобным местом для бродяг вроде них.

Он развел костер, потому что остальные по-прежнему сидели в оцепенении и смотрели перед собой остановившимся взглядом, потом развязал свой мешок, там были продукты, купленные в городе, хлеб, немного сыра и даже вяленое мясо. Однако кусок не лез в горло, и продукты пришлось сложить обратно.

Маринелла думала, что уже третий раз она теряла тех, кто стал ей семьей. Сначала, когда в детстве лишилась отца и матери. Потом, когда потеряла Хосе. После она думала, что ничто не согреет ее сердца, но со временем полюбила своих новых друзей, привязалась к ним от всей души. К мрачноватому Луко, к трогательному Фабио, к всегда суровой Элизе, к доброму старику Гаспаро, к бесстрашно последовавшей за  мужем Лауре, к весельчаку и балагуру Фернандо, и ко многим, многим другим! И вот их тоже больше нет…

Однако чем темнее становилась ночь, тем сильнее чувствовали путники, что, несмотря на пережитые горе и страх, усталость берет верх, а глаза закрываются сами собой.