— Это всегда на войне: ты отступаешь — неважно, грузины или абхазы, а потом «сажаешь» снаряд в блиндаж. Когда артиллерия имеет координаты, она накроет, — не унимался Василий.

— Слушай, Лександр Махеронский, скажи, как насчёт побухать?

— Этого добра у меня навалом!

Василий раскрыл рюкзачок, из которого торчали горлышки бутылок.

— Грузинский!

После застолья Василий Забетович убедил командира рыть блиндажи и поверху уложить брёвна в четыре наката. А между накатами — ветки и землю.

И это спасло, потому что неожиданно Ахбюк обстреляли из миномётов.

Один из снарядов зацепился за ветки, и его осколки пошли в накат блиндажа, в котором засел взвод Василия.

— А если бы один слой брёвен? Все брёвна на нас бы посыпались! И придавило б, — сказал Василий Забетович.

— Ну Макеронский! — уже по-доброму смеялись однополчане.

Напротив их блиндажа метрах в тридцати находился грузинский блиндаж.

На Ахбюк поднялись казаки. Взвод. Откуда они взялись, неизвестно. Из какого батальона — тоже. Может, сами по себе пришли. Говорят:

— Где свободный блиндаж?

Василий:

— Что значит — свободный?

— Ну грузинский.

Вася:

— Грузинский вон там, — показал за тридцать метров. — Но не ходите ни в коем случае туда.

— Почему?

— Понимаешь, ведь грузины знают…

У казаков поднялся гвалт. Одни считают, что нужно занимать блиндаж, другие — что ни в коем случае.

Атаман, коротыш с длинными усами, в кубанке и галифе, говорит:

— Пойдём!

Вася:

— Пацанов не бери!

Атаман упёрся:

— Ты чё, центровой блиндаж, — успел разглядеть. — Классный! Просто квартира.

Казаки посмеялись над Василием и пошли размещаться.

Два дня не прошло, как падает миномётный снаряд прямо у входа в этот блиндаж. Одному голову осколком срезало, другому голову располовинило, третьему — в сердце… Атаман выжил.

Василий подходит к нему, топорик в руке держит:

— Тебя убить надо! Что натворил… Тот видит: абхаз на пределе. Ещё зарубит! Ногами-ногами.

Ни один казак не поднялся защищать батьку.

Василий ударил топориком в отброшенное взрывом бревно:

— Ведь не самому рыть-то! Сказал бы: «Ройте». Ведь вас человек тридцать. И вырыли б…

Вытащил топорик.

— Вась! Ты чего? — встретили его во взводе.

— Медведь в старости и на муравьёв кидается, — ответил Василий.

На другом конце сопки тоже залезли в грузинский блиндаж. И попало прямо в блиндаж. Пробило брёвна… Собирали по частям по всей сопке… Пять человек сидело в блиндаже, а раскидало на сотню метров.

— Уроды! — ругался Василий. — Сколько людей положили…

3

Приехав в Гудауту, Наташа перешла жить на квартиру к Сергею. Её прежние мысли, что с мужчиной на войне недопустимы отношения, как бы отошли в сторону. Семьёй жили её брат и сестра — пусть и не на передовой, но спускаясь на смену. Теперь семьёй жили Сергей и она, не появляясь на передовой.

Но всё равно Наташу тянуло в батальон.

Сергей отговаривал: — Снова под пули?

— Ты еле пришла в себя! — убеждала Неля Борисовна.

— Натулечка! В твоём батальоне всё хорошо… Тебя там помнят, — говорила Лиана, которая встречалась с приезжавшими с фронта.

Лиана даже самой близкой подруге не могла рассказать о том, что с ней произошло, когда она возвращалась с Камана. Ничего не знали ни Анатолий, ни Люда, решив, что их медсестре, как и Наташе, следует передохнуть.

Поэтому неожиданным показалось поведение Лианы. Однажды во время обеда, когда в столовой ел Гожба — он только что пригнал «КамАЗ» с оружием (в то время за деньги покупалось не только стрелковое оружие, но и бронетехника), — привели кормить арестантов.

Лиану как сорвало в зал. Она закричала:

— Дайте мне автомат! Я эту сволочь пристрелю… Заметалась. Подскочила к абхазу, охранявшему задержанных. Схватилась за приклад:

— Дай!

Охранник оттолкнул. Она — снова вырывать. Тот — отбиваться от Лианы.

Гожба ел щи и хладнокровно наблюдал.

— Что тут? Что тут? — выскочила из раздаточной Неля Борисовна.

Она заметила, как спиной прижался к стене длинноволосый прыщавый парень. Тут же под столом прятался другой волосатый.

Она:

— Что-то знакомое… Павел, — узнала в прижавшемся отца Дианы.

Лиана вырвала автомат. Направила на парня:

— А ну, скот, на колени! Тот затрясся. Упал.

— Ползи! В этот момент охранник с Нелей Борисовной уже вырывали у Лианы оружие. Гожба вскочил. Прогремела очередь. Все замерли. Павел трясся, падая на колени и вставая. Пули ушли в пол.

Гожба в несколько прыжков подскочил к Лиане.

Автомат вырвали.

— Сволочь! Ты знаешь, что ты наделал! — Лиана ногой ударила Павлу между ног.

Того согнуло. За волосы Лиана вытащила из-под стола другого волосатого.

— Она с ума сошла! — не кричал, а дико ревел тот.

Лиана била одного волосатого, другого.

Через минуту её, обессилевшую, вытащили на улицу.

— У неё жар! Жар! — трогала лоб Неля Борисовна. — Это они?

— Они! — сгибаясь от внутренней боли, не кричала, а стонала Лиана.

Гожба вернулся к охраннику:

— Кто это? — Мародёры… — ответил охранник. — Шли за нашими и грабили…

Гожба, проходя мимо Павла, заехал ему под дых — тот сполз по стене. Другого за шиворот подтянул к себе:

— Хочешь, скальп сыму?!

Тот не заорал, а завизжал.

— Только не убивай! — подскочил охранник. — Мне мертвяки не нужны…

По Гудауте быстро разнеслась весть о женщине, которая хотела пристрелить мародёров. Но истинной причины никто не узнал.

Только Наташа проговорила:

— Я теперь всё поняла…

Но о том, что в числе насильников оказался отец Дианы, не могла и подумать. Неля Борисовна об этом умолчала.

4

Сергей держал в тайне от Наташи наступление на Сухуми. Она не знала, что Воронеж в первых колоннах перешёл вброд Гумисту — им владела одержимость что-то сделать.

Анатолий с Людой входили в город с другой стороны, через Кяласур. Василий Забетович — с Яштухи, селения в предгорной части Сухуми по дороге на Шрому.