Эмма почувствовала, как гнев уходит. Глаза ее наполни­лись слезами. Гусь еще не прожарился, гости начнут соби­раться через час, а Пит, обещавший прийти пораньше, за­стрял с клиентом и вернется только – к семи.

– Легко тебе говорить, – возразила она, – ты всегда была его любимицей. Могла сказать отцу, чтобы он отвязал­ся, а он только улыбался. А меня он просто ненавидит. Я все делаю неправильно, так он считает. Мне ничего не надо, только немного уважения!

Она вытерла лицо ладонью, но слезы продолжали течь. Однако на Кирстен не действовали ни ярость, ни слезы. На­верное, поэтому она так легко справлялась с отцом.

– Он не ненавидит тебя, сестренка, – спокойно сказала она, не обращая внимания на слезы Эммы. – Просто он ху­лиган, а ты позволила ему сделать из тебя мальчика для битья. Я не могу тебе в этом помочь, Пит тоже. Ты сама должна справиться. Господи, Эмма, если ты можешь руково­дить целой конторой, ты наверняка способна справиться с отцом! Теперь скажи, что я должна делать. Тебе же пора под­няться наверх и привести себя в приличный вид, иначе Гор­гона Патти позволит себе пару оскорбительных замечаний насчет того, как ты распустилась, выйдя замуж.

Если вечеринка по поводу дня рождения что и доказала, так это безосновательность их подозрений насчет матери. Анна-Мари, улыбаясь, вплыла в дом в новых сережках.

– Правда прелесть? – кокетливо спросила она, отодви­гая прядь длинных светлых волос, свободно рассыпанных по ее плечам. – Мне подарил их ваш отец. – Она поцеловала Кирстен. – Кирстен, милочка, не знаю, что со мной случи­лось в тот день, но я нашла пропуск, который ты подарила мне на Рождество. Я знаю, что виновата, но я совсем о нем забыла, а теперь срок уже истек. И все равно приятно, что ты об этом подумала. А еще у меня теперь новые очки, в них спокойно можно читать. Привет, Эмма, дорогая. Как вкусно пахнет из кухни! Надеюсь, что это не гусь? Ты знаешь, тетя Патти говорит, что у нее от гуся несварение желудка с тех самых пор, как мы ели его на крестинах ее Рональда в 1957 году.

Эмма и Кирстен заговорщически переглянулись.

– Основательная причина, чтобы приготовить гуся, вер­но? – прошептала Кирстен.

Эмма с облегчением кивнула. Слава богу, с мамой все в порядке. Ясно, что она соображает нормально. Вряд ли бы она вспомнила, как подействовал на тетку гусь в 1957 году, если бы у нее крыша поехала.

Через полчаса все гости были в сборе, бродили по дому и болтали, а Эмма на кухне поспешно гладила салфетки, кото­рые только что достала из сушки. С мамой случился бы при­падок, предложи она гостям бумажные салфетки.

– Какая приятная столовая! – услышала она голос Мо­ники Магайр. – Мне нравятся эти картины, – добавила она, видимо, разглядывая репродукции Поля Кли, которые Эмма так любила.

– Ну, мне они не нравятся, – ворчливо заметил ее отец. – Но кто меня нынче слушает? Мы с Анной-Мари дали им деньги на первый взнос и рады были бы помочь с обстановкой, но вы же знаете эту молодежь, благодарность им не свойственна.

Эмма почувствовала холодную ярость. Как смеет он рас­сказывать посторонним, что дал им деньги на первый взнос?! Это их личная жизнь! Кроме того, ничего он им не давал. Они с Питом настояли, что берут деньги в долг, и с той поры каждый месяц вносят деньги на счет родителей. Но мимохо­дом рассказывать об этом соседям, как будто они с Питом – дети малые, на которых нельзя положиться… Ужасно, кош­мар какой-то! Ярость раздирала ее обычно такую миролюби­вую душу. Видит бог, она ненавидела этого человека!

Лиони была собой недовольна. Несмотря на несколько часов, проведенных с кистью в руках, результат был далек от идеала. Насмотревшись телепередач, Лиони решила, что сама может превратить свою простую кухню в экзотическое помещение по египетским мотивам. Но то, что с помощью кучи квалифицированных помощников делалось по телеви­зору за полчаса, потребовало от нее многочасовой работы с весьма плачевными результатами. После трех вечеров и цело­го воскресенья, проведенного по колено в грязных газетах под аккомпанемент скулящих за дверью обиженных живот­ных, кухня выглядела кошмарно.

– Немного переборщила, Лиони, – заметила ее добрая мама, появившаяся с цветами из собственного сада и пиро­гом, испеченным в честь возвращения детей.

– Я знаю, – вздохнула Лиони.

Она с ног до головы была покрыта краской и едва не па­дала от усталости. Придется как минимум час отмокать в ванне, чтобы смыть все это.

– Ну, а что ты делала сегодня, мама? – спросила Лиони и погладила шелковые уши Пенни, сидящей под столом. Со­бака, на которую во время покраски никто не обращал вни­мания, заурчала от удовольствия.

– Несколько часов провела над свадебным платьем доч­ки миссис Бирн. Эти дамы меня замучили. Стоит мне что-нибудь сделать, как они меняют свое мнение, и мне прихо­дится все спарывать. Миссис Бирн настаивает на своем при­сутствии, пока я тружусь над платьем, кошки все время бродят между ее ногами, поэтому она постоянно в шерсти. Мне то и дело приходится чистить ее платье.

Мать Лиони работала швеей, а после выхода на пенсию завела свое маленькое дело. Она была прекрасной портни­хой, так что ее гостиная была всегда полна потенциальными клиентками, желающими по дешевке сшить себе выходное или свадебное платье.

Клер достала сигареты и закурила.

– Я закончила в пять и сразу помчалась сюда. Давай я за­варю чай, или ты спешишь?

– Ты закончила в пять?! – Лиони вскочила со стула, со­образив, что это означает. – Сколько же сейчас? Я сняла часы, чтобы не испачкать, и была уверена, что сейчас около трех.

– Половина шестого.

– О господи, дети прилетают через час! – простонала Лиони. – Я никак не успею прибраться, переодеться и до­ехать до аэропорта.

– Зачем переодеваться, поезжай так, – внесла разумное предложение Клер.

– Ты с ума сошла! Мне так хотелось хорошо выглядеть, и чтобы в доме все было пристойно… – пробормотала Лиони, копаясь в газетах в поисках ключей.

– Они будут так рады тебя увидеть, что немного краски им не помешает. А я тут приготовлю для всех ужин, идет?

Уставшая от перелета через океан троица появилась с по­лучасовым опозданием, Дэнни катил перед собой тележку, набитую пластиковыми пакетами, рюкзаками и пухлыми че­моданами. Мел и Эбби, как и положено по моде, совсем не загорели, начитавшись журнальных статей о раке кожи. Дэнни, наоборот, был цвета красного дерева. На всех – но­вая одежда, из-за чего Лиони немедленно почувствовала себя виноватой. Их папаша наверняка решил, что они одеты, как оборванцы, и экипировал их во все новое с ног до головы. А она – плохая мать, тратит деньги на собственные развле­чения и не покупает детям нужных вещей. Она забыла, что три четверти своей одежды покупает в скупках. Матери долж­ны одейаться в рванье, а их отпрыски – носить одежду от лучших модельеров и кроссовки последней модели «Найк».

– Ты ни за что не догадаешься! – возбужденно взвизгну­ла Мел сразу же после того, как новые туалеты были одобре­ны и они уселись в машину.