В период руководства Сахарова РННА подключилась к антипартизанской борьбе, в численном отношении соединение увеличилось. Продолжалась подготовка разведчиков и диверсантов по заданию абвера.

В июле 1942 г. командование принял Кромиади. Именно он получил приказ о доведении численности соединения до 5 тыс. человек[269].

С обязанностями руководителя Кромиади справлялся неплохо, но его натянутые отношения с Хотцелем отрицательно сказывались на взаимодействии с разведкой (автор мемуаров «За землю, за волю» пишет: «Мы не терпели друг друга, но на людях, конечно, старались этого не показывать»[270]).

Хотцель пытался подыскать замену для Кромиади и предлагал возглавить соединение майору Грачеву, профессиональному разведчику. Но Грачев не пожелал «подсиживать» командира[271].

Хотцель, возможно, хотел поспособствовать и тому, чтобы соединение «Граукопф», несмотря на антипартизанские задачи, продолжало пополнять свои ряды диверсантами и разведчиками. Более того, приказа об удалении сотрудников разведки из РННА ему никто не отдавал, в противном случае Шенкендорф не стал бы 5 ноября 1942 г. рассматривать на совещании вопрос, поддерживать или нет подключение абвера к проекту[272]. Хотцель следовал линии, избранной еще Геттинг-Зеебургом. Только ситуация теперь изменилась — структуры военной разведки обязаны были взаимодействовать по вопросам применения русских коллаборационистов с командованием охранных войск, чего раньше не было.

Кромиади поставил себя в положение, одновременно направленное против двух немецких инстанций, игравших в деятельности РННА существенную роль. С одной стороны, он выказывал недовольство тем, что соединение подчинили охранным войскам, от которых последовал приказ о подключении к борьбе с партизанами, а с другой — не мог наладить отношения с абвером, благодаря которому операция «Граукопф» и стала возможной. Причем Хотцель в этой игре представлял немаловажную фигуру: именно через него поступали указания как от разведки, так и охранных войск.

18 августа 1942 г. вышла директива ОКВ № 46 «Руководящие указания по усилению борьбы с бандитизмом на Востоке». Согласно этому документу, впредь запрещалось участие эмигрантов в формированиях из местного населения[273]. К концу лета большинство эмигрантов были отозваны с Восточного фронта. Родину были вынуждены покинуть и эмигранты — командиры РННА. Вообще, август 1942 г. оказался для них роковым месяцем. Во-первых, партизаны и осинторфские подпольщики разложили несколько подразделений «народников». Во-вторых, в момент вывода батальона «Волга» из состава соединения и включения его в Восточный запасной полк «Центр» произошел вышеописанный инцидент с русским комендантом Шклова С. С. Паленом; дело удалось замять с большим трудом, но сам Пален был вынужден вернуться в Париж (там он поступил в распоряжение руководителя Управления делами русских эмигрантов во Франции, Ю. С. Жеребкова[274]). И, в-третьих, отношения с куратором от абвера, подполковником Хотцелем к этому времени были безнадежно испорчены.

Состояние дел в соединении неоднократно обсуждалось между командованием группы армий «Центр» и представителями абвера. В конечном итоге, начался поиск новых кандидатов на руководящие должности; на этот раз таковыми могли быть назначены только бывшие советские военнопленные. Решением данной проблемы занималось несколько структур — отдел ОКХ «Иностранные армии Востока» полковника Р. Гелена, 2-й сектор организационного отдела ОКХ майора К. фон Штауффенберга, оперативный отдел штаба группы армий «Центр» полковника Х. фон Трескова и отдел I с штаба группы армий «Центр» майора Р.-К. фон Герсдорфа.

Среди перечисленных инстанций заметную роль играл штаб группы армий «Центр», а конкретнее — Тресков и Герсдорф. В воспоминаниях сотрудника отдела I с группы армий «Центр» капитана В. К. Штрик-Штрикфельда встречается сентенция о том, что летом 1942 г. Тресков и Герсдорф «решили создать так называемое пробное соединение — русскую бригаду», и полковник Тресков передал командование бригадой Жиленкову и Боярскому[275].

Начальник отдела I с штаба группы армий «Центр» майор Р.-К. фон Герсдорф

Тресков и Герсдорф (так же, как Гелен и Штауффенберг) принадлежали к числу офицеров вермахта, не согласных с политикой Гитлера на Востоке, и входили в круг заговорщиков, подготовивших 20 июля 1944 г. покушение на фюрера. Еще до этого Тресков имел отношение к безуспешной попытке взорвать самолет Гитлера (15 марта 1943 г.)[276], посетившего штаб группы армий «Центр» в Смоленске. Резко негативно относился к германской политике в оккупированных областях СССР и Герсдорф. Мрачные мысли вызывали у него, к примеру, расстрелы евреев и комиссаров. Посетив с инспекционной поездкой тыловой район 4-й армии в начале декабря 1941 г., он отмечал: «Во время длинных бесед с офицерами я не обходился без того, чтобы не узнать о расстрелах евреев. Я получил впечатление, что офицерский корпус отказывается от расстрелов пленных евреев почти полностью, а также прежде всего расстрелов комиссаров, потому что вследствие этого сопротивление противника усиливается. Расстрелы рассматриваются как нарушение чести немецкой армии, являются аномалией для немецкого офицерского корпуса. В зависимости от темперамента и расположенности указанных лиц поднимался вопрос об ответственности за это»[277].

Разумеется, занимаясь вопросами формирования РННА, Трескоф и Герсдорф, а также их единомышленники в ОКХ делали это не только из-за симпатий к русским антибольшевикам, но и исходя из прагматических соображений. Русский проект в условиях войны против Советского Союза был оправданным и разумным шагом, если учитывать, какие потери нес на полях сражений вермахт, не имевший в отличие от Красной армии огромных мобилизационных ресурсов для решения своих оперативно-стратегических задач.