Они во весь опор ворвались в аул. Атымтай со стариками споро телеги задвинули, загородили снову проход.

Обернулся Ерофей, посмотрел на дело рук своих.

На месте взрывов серел пороховой дым. Да еще от горящих кустов чадило черное облако.

Пригляделся Ерофей. Сквозь завесу виднелись горы кровавых тел, недвижные туши коней.

Оставшиеся ускакали назад, за полосу горящих зарослей.

– Неплохо мы их приложили, – усмехнулся московит. Слез с Сивки.

– Не меньше половины, – подтвердил Абдикен. Он рядом оказался.

Отвел Ерофей лошадку подальше, чтоб случайная стрела не задела. Когда возвращался к тыну, заслышал топот копыт. Ускорил шаг.

Лиходеи оправились после взрывов. И всем скопом скакали обратно на аул.

Почти добрались до ворот.

Ерофей установил пищаль, нацелил на передних всадников.

Гул все громче. Бандиты надвигались сплошной конной лавой. Никаких луков, только сабли и копья.

Впереди Кокжал, на лысой голове грязная повязка. Скалится, демон жестокосердный.

Выстрелил Ерофей. Тать рядом с Кокжалом запнулся, слетел с коня. Исчез под копытами.

А затем поток конников обрушился на ограду.

Передние повисли на кольях, сплющились о телеги. Но задачу свою выполнили. Вырвали тыны, раскидали повозки. И следом за ними в аул прорвались другие.

Не удержались, понеслись дальше, вглубь поселения.

Отложил Ерофей пищаль в сторону. Аккуратно так, авось еще пригодится. Взял бердыш обеими руками, сжал покрепче. Боль в теле улетучилась. Голова ясная, мысли четкие.

Пошел навстречу лиходеям.

Несколько поскакали к нему.

Коню переднего всадника московит подрубил ноги. Одним широким ударом, почти без замаха. Разбойник полетел на землю вместе с ржущим конем.

Увернулся от сабли другого. Ткнул в ответ острым концом секиры, распорол ворогу лицо.

С третьим пришлось повозиться.

Ловок оказался, поганец. Сабля так и порхала в руках.

Насилу отбился.

Ултарак, родич Абдикена, помог. Огрел изворотливого налетчика дубиной по спине. А Ерофей бердышом в бок добавил. Застонал тать, из седла вывалился.

Тут же мимо пролетел четвертый лиходей, походя ткнул деда копьем по спине. Ултарак повалился на землю лицом вниз. А злыдень уж дальше умчался. Не успел Ерофей его достать.

Поглядел он, как старик кончается, да закричал во весь голос.

Основные силы татей около ворот скопились.

Побежал он к ним, размахивая секирой.

Сбоку, из глубин аула, выскочил Беррен. В руках две сабли. Шлем раскололся от удара, набок соскользнул. Щека в крови. И тоже помчался к супостатам, по дороге расправляясь с отдельными всадниками.

А потом Ерофей впал в боевой раж.

Забыл о боли, наплевал на страх.

На крик его дикий все обернулись.

Что творится, видел, как в красном тумане.

И время потекло по-другому, медленно и тягуче.

Секира в руке разила ворогов то вправо, то влево.

Из сечи в него летели стрелы. Одна впилась в плечо. Больно не было, Ерофей лишь остановился на миг. И дальше пошел.

Вскоре бердыш вырвали из рук.

Он схватил ближайшего недруга за горло, сжал пальцы, вырвал кадык.

Швырнул обмякшее тело в надвигающегося конника.

Нагнулся.

Подобрал саблю.

Ощутил удар по спине.

Выпрямился.

Отбил новый удар саблей.

Рыча, придвинулся к гарцующему коню, вонзил саблю в бок всаднику.

Сбоку ударили по плечу. Палицей.

Он пошатнулся, обернулся, размахнулся саблей.

Видел, что не поспевает отбиться от нового удара палицей.

Рука ворога опускалась на голову Ерофея.

Сверху, от разбойника в седле.

А московит с яростным криком тянул саблю к груди ворога.

Снизу вверх. Наискось.

И когда палица почти достигла головы Ерофея, мимо проскользнул Беррен.

Отбил удар палицы, затем точным и легким движением вспорол бандиту живот. И Ерофей добавил, вонзил лезвие в незащищенную грудь.

И внезапно неистовство пропало.

Остановился Ерофей посреди схватки, тяжело дыша.

Боль навалилась нестерпимая. В плечах, груди, по всему телу.

Смотрел тускло, как Беррен крутится бешеным вихрем, круша ворогов. Будто не две, а десять рук у человека. Там, где пробегал Беррен, тати валились, как подрубленные.

А потом досада случилась.

Звякнула сабля у Беррена, сломалась пополам.

Та самая, особенная.

Остановился Беррен, изумленно посмотрел на обломок.

Закричал зычно, впервые Ерофей его услышал:

– Будьте вы прокляты!

И тоже впал в исступление. С голыми руками бросился на врагов. А потом пропал за массой сражающихся людей.

А я чего застыл, подумал Ерофей. Сжал крепче саблю, и опять ринулся в бой.

Тяжко пришлось, ох, тяжко. Раны болели, к земле притягивали.

Рубил Ерофей супостатов из последних сил. Сам еле отбивался. А когда невмоготу стало, опустился, задыхаясь, на одно колено. На саблю оперся. И заметил чуть поодаль Серке.

Кольчуга батыра в нескольких местах пробита, шлем и вовсе потерял. Обеими руками меч держал и разил татей одного за другим.

А потом застыл на месте.

Прямо перед Серке Кокжал стоял, ухмылялся. В правой руке сабля, в другой щит. Лицо кровью залито, повязка давно слетела.

На миг их закрыл всадник.

А когда отъехал, они уже бились.

У Кокжала сабля юркая, щит крепкий. Все удары батыра главарь на щит принимал. И все норовил клинком по руке или ногам рубануть.

Один удар Серке пропустил. Легкий такой, по плечу. Пошатнулся, но отскочил вовремя, не дал добить.

Тут еще двое конников на него наехали, зажали конями, сабли то опускались, то поднимались.

Не дело это. Помочь надо.

Поднялся Ерофей, кряхтя. И на него сразу пеший тать тут же набросился. Рядом очутился, зело не вовремя.

Еле отбился.

А когда шагнул снова к Серке, оказалось, что помощь не нужна. К одному всаднику в седло незнамо откуда прыгнул человек в черных одежах. Вонзил кинжал в шею. Старался удержаться в седле. Заки, конечно, кто же еще.