– Может, и нормально, – произнёс я, проводя рукой по бархатному хвосту. Тонкий и гибкий, мягкий настолько, что чувствуются косточки, а на конце подобное копейному навершие. И впрямь суккубочка.

Кончик хвоста в виде сердца. Я осторожно погладил его и услышал хриплый вздох.

– Это… – тяжело дыша, прошептала Мелисса, пряча глаза. – Давай не сейчас.

– Прости, – повинился я. И, вскочив, излишне бодро, сам себе не веря, заявил: – Так, раз ядро пропало и ты в порядке, то это, наверно, хорошо. Я сейчас буду медитировать и разбираться в себе: при таких изменениях, уверен, я смогу их ощутить.

И чего вскакивал, спрашивается? Сделав пару шагов в сторону, я уселся, прикрыв глаза. Это всё костыли для реального мира, но привычка. Успокоившись и войдя в ритм, я обратился к собственному эфиру.

А он немного изменился. Объём вернулся к исходному, до разделения. Понял, оба ядра смешались. Но на фоне основного изменения еле уловимы. А вот и цепь, вернее, ниточка энергии, которой стала цепь; она выходит из основного, а теперь и единственного ядра, идёт прямиком в сердце на кончике хвоста, проходит сквозь него и доходит до внутреннего ядра Мелиссы. Тут всё в порядке.

Сосредоточившись на себе, я начал задавать вопросы и искать ответ на вопрос: что дальше? Как мне дать ей тело, как призвать? Понятно. Это проще, чем казалось. Надо будет поблагодарить Григория Аркадьевича: без информации о ритуале далеко не факт, что суккубочка соотнесла бы свою ситуацию с воспоминаниями. Фамильяр, ну надо же. Или мне лучше называть её женой?

Закончив медитацию и открыв глаза, я встретил любящий взгляд. Да, теперь это мне известно точно. Полное знание о фамильяре – преимущество его хозяина. А ещё я знаю, что в этом плане клятва никак на неё не влияла. Не уверен, что смог бы с честью встретить такой взгляд в этом случае.

– Идём наружу.

Я взял её за руку и вынырнул в реальный мир.

Глава 9

Утомлённый, сонный и благостный, задолго до завтрака я уже сидел в машине семьи и пил сок. Жаль, что это не машина ЧВК, там я смог бы выпустить Мел. Да-а.

Память сразу подкинула образы. Вот я выныриваю наружу и держу за руку Мелиссу. Именно в том виде, в котором я видел её внутри себя – во всей её диковинной красе, с рожками и хвостом. Она удивлена, я это чувствую, оглядывается, смотря на комнату своими глазами. Её взор останавливается на мне, и я тону в нём, ныряю, как истосковавшийся по глубине ныряльщик за жемчугом – разом, махом. Ещё мелькнула фоном мысль: заперта ли дверь?

А после… Сладкие губы, нежный поцелуй, взорвавшийся первобытной страстью. Мелькание разгорячённого тела, когда уже не важно, куда целовать. И в конце весь мир сжался до точки, чтобы ещё раз взорваться фейерверком любви. А потом ещё, и ещё раз, уже нежнее, спокойнее. Под конец даже умный кондиционер отреагировал на жар наших тел, пустив холодный воздух. В итоге мокрые и довольные мы уснули, обнявшись, лишь под утро.

А ведь пусть немного, но я сомневался, когда произносил клятву. Не в ней, ясное дело, иначе ничего бы и не было, а в себе.

Мелисса. Дремлющая красавица изнутри отозвалась довольным урчанием. «Жена», – покатал я на языке это слово. Разобравшись с первой проблемой, я получил едва ли не большую, но так, с наскоку, решить её я не мог. Ведь теперь надо её как-то легализовать. Уверен, она согласится на что угодно, на любой формат отношений, но мне важно, чтобы всё было правильно. Пусть я не рыцарь в сверкающих доспехах, но идти против себя – последнее дело. В конце концов, у нас могут быть дети, а то, что это реально, я теперь знаю.

Вообще, если подумать, то мне чертовски повезло с силой моей души. Грех жаловаться, когда инструкция по применению возникает во время использования эфира будто сама собой. Всё же семье придётся рассказывать. Как ни вздыхай, кажется, мой проблемометр сигнализирует, что просто не будет. А может, возрастное? Ну да, в пятнадцать-то лет и без сидячего образа жизни.

Доехали мы аккурат к девяти часам. Это ещё хорошо, что я успел быстро принять душ перед поездкой. Один! Хотя, признаюсь, порыв был. Но зато не опоздаю.

– Добро пожаловать домой, – встретил меня слуга. – Все уже за столом, прошу в обеденный зал.

Вот, всё рассчитано идеально.

Войдя, я кивком поздоровался с семьёй и уселся на свободное место. Тихонько звякнули приборы. Традиция, но тем не менее я рад провести время с родными.

Закончив с завтраком, мы перебросились парой фраз, и мать увела сестру на занятия.

– Я был удивлён твоей просьбе, – нарушил молчание отец.

– И что ты решил? – поинтересовался я.

– Ну, – усмехнулся он, – несмотря на то, что он мой ближайший помощник, а стало быть, и первый кандидат на моё место, Кошкины уже многие поколения не меняются во главе службы безопасности. Я уверен в нём лишь чуть меньше, чем в Фёдоре. И выше он пойдёт лишь с моего слова, если я посчитаю, что ни ты, ни Эрика на это будете неспособны. Но ты на неё не оглядывайся. И, к слову, он пусть и не близкий, но наш родственник, не седьмая вода на киселе. Поэтому что бы ты ни сказал, дальше эта информация не уйдёт, – поделился со мной отец.

– И тут блат, – наигранно вздохнул я.

– Ну не скажи, выбился он сам. Дураков не держу, сам понимаешь, – улыбнулся отец. – Ну да ладно. Он уже тут, поэтому давай переместимся в кабинет.

Внутри кабинета нас уже ждали Фёдор и Григорий Аркадьевич. Чинно поздоровавшись с каждым и увернувшись от лопаты дядьки, ошибочно именуемой им рукой, которой он попытался растрепать мои волосы, я взглядом указал отцу на диван, а сам уселся на его место.

– Во наглец, – восхитился Фёдор, предвкушая зрелище.

Что ж, это я вам с радостью обеспечу.

– Спокойнее, Федя. Хотя да, несколько непривычно находиться тут в таком положении, – картинно оглянулся отец и немного поёрзал, присев на диванчик. – Что скажешь, Гриша?

– Хорошо смотрится. Немного откормить – и будет вылитый вы в молодости.

Это он пошутил или что? По его лицу не понять, насколько серьёзно он говорит. Удивительное владение мимикой.

– Кхм, – прокашлялся я. – Григорий Аркадьевич, отец вас отрекомендовал как своё доверенное лицо, поэтому позволю себе начать с вас. – Я достал из кармана заблаговременно приготовленный ошейник с модулятором, закрепил на шее и зашептал в него, благо голос