Толбот смотрел на нее так, как, вероятно, сытый лев смотрел бы на замершую перед ним жертву, размышляя, стоит ли ее съесть или лучше остаться лежать и переваривать то, что есть в желудке. Она слишком много сказала, подумала про себя Федра. И говорила при этом чересчур агрессивно. Толбот пожал плечами и снова сложил руки на груди.

— Знаете ли, Фе, — тихо заговорил он, — я восхищаюсь вами и завидую вашему брату. В моей семье никто не обращает на меня внимания. Никто из них никогда не попытался бы и пальцем пошевелить, чтобы защитить меня. А уж такого пыла и такой страсти, какие обнаружили вы, и вовсе ожидать не приходится.

Федра приготовилась снова защищаться, но когда его слова дошли до ее сознания, она неожиданно успокоилась. И еще в глазах Толбота она увидела нечто такое, что подсказало ей — необходимость бросаться в атаку отпала. И это что-то сильно напоминало нежность. Так, значит, вот какой была его жизнь. Без семьи, без привязанностей и без взаимных обязательств. И, соответственно, не приходилось ни на кого рассчитывать.

Господи, подумала она, сейчас ей совсем не нужно еще и это сочувствие. Хватит с нее уже и желания.

— Прошу вас, Толбот, оставьте Нэша в покое. — Ее голос сделался совсем мягким. — Он не заслужил того, чтобы его втягивали в какую-то грязную историю. Прошу вас, поверьте, он не имеет ко всему этому никакого отношения.

— Вы произнесли это таким уверенным тоном, — прошептал он. — Но именно излишнее подчеркивание вашей уверенности заставляет меня думать, Фе, что вы что-то скрываете. Меня ни на минуту не покидает это чувство.

— Я не обязана выслушивать это, — проговорила она низким, слегка дрожащим голосом. — И не обязана отчитываться перед вами в чем-либо.

Федра повернулась, собираясь уйти, но Толбот схватил ее за руку. На этот раз его пальцы с силой впились в ее тело. Он снова смотрел на нее своим тяжелым, цепким взглядом.

— Неужели вы не можете понять, Фе, что я вам не враг? — Голос Тристана внезапно дрогнул от переполнявших его эмоций. — Я хочу только помочь вам. Защитить от того, чего вы так боитесь.

— Защитить меня? — Она с беспокойством стала вглядываться в его глаза, словно пытаясь понять, говорит ли он правду. — Именно это вы сейчас пытаетесь сделать?

Он опустил глаза.

— Боюсь, что да.

Они стояли друг против друга, его пальцы ощущали приятную мягкость ее ладони, ее дыхание смешивалось с его дыханием. И вдруг внутри его что-то обмякло, в его взгляде снова появилась нежность. Тихо выругавшись, Толбот накрыл ее губы своим ртом.

Это был поцелуй, совершенно лишенный какой-либо искусственности. Тристан с жадностью прижался к ее губам. И Федре внезапно захотелось поверить ему. Положиться на него, оказаться защищенной кольцом его сильных рук. Нечто похожее на стон сорвалось с ее губ. Ее руки, хотя Федра и не хотела этого, заскользили по его груди, по мягким бархатистым лацканам сюртука. Одной рукой Тристан обхватил ее за талию, другую положил ей на затылок. Мгновение — и он с силой притянул ее к себе, послышался тихий шелест шелка. Потом, прижав Федру спиной к деревянной колонне, он стал со страстью и даже какой-то безжалостностью целовать ее.

Губы Тристана продолжали ласкать ее рот. Когда его язык разомкнул ей губы и проник внутрь, Федра внезапно перестала сопротивляться и полностью подчинилась его воле. Дом, беседка, темные деревья, потоки звуков — все слилось в крутящийся вокруг нее вихрь и исчезло. Бесконечно долго они стояли, прижавшись друг к другу, и наслаждались этой близостью.

— Господи Боже мой, — проговорил он. — Я, должно быть, сошел с ума. — Тристан говорил шепотом, но с таким неистовством, какое Федра не ожидала в нем обнаружить. Она молча смотрела на него и не знала, как же ей вести себя дальше.

Ночь снова наполнилась звуками. Из раскрытых окон все еще лились звуки музыки, слышалось позвякивание хрустальных бокалов, отдаленный смех. Все это постепенно возвращало Федру к действительности.

— Прошу прощения, — прошептала она, отходя от Тристана. — Вы, должно быть, подумали, что я…

Он грустно рассмеялся:

— Извиняться следовало бы мне. Я представлял сейчас, как вы, моя дорогая, прекрасно выглядели бы без одежды, с распущенными волосами, струящимися по плечам и спине. Но как жаль, что мы с вами не можем позволить сейчас себе этой роскоши!

Румянец Федры сделался еще ярче.

Неожиданно Тристан схватил ее за руку и потянул за собой к высокому раскидистому дереву, росшему в самом центре сада, в его кроне светился фонарь. К ветвям дерева были привязаны двое качелей. Толбот помог Федре сесть на одни качели, а сам сел напротив нее на другие.

— А теперь, — мягко проговорил он, — забудем на некоторое время о том, что только что произошло. Ответьте мне, Фе, на один вопрос. Неужели вы не можете мне довериться?

— Довериться вам?

Хотя Тристан казался слишком большим для этих детских качелей, двигался он, как и всегда, с удивительной, просто-таки кошачьей грацией.

— Да, расскажите мне все о Горском, — прояснил он свою мысль. Выставив вперед одну ногу, он посмотрел на кончик ботинка. — Расскажите мне все, что вам известно, Фе. Это может быть важным для правительства, но самое главное — вполне возможно, вам угрожает опасность, и это поможет предотвратить ее.

Федра почувствовала, что все вокруг нее снова приходит в движение. Навалилась внезапная слабость, в горле появился неприятный тугой ком.

— Но я ничего не знаю о мистере Горском, — с трудом проговорила она. — Этот человек упал к моим ногам и умер, когда я находилась в магазине, куда я пришла по своим делам.

— Вы лжете, — сказал он. Его голос звучал мягко, но уверенно.

— Как вы смеете?! — Федра попыталась вскочить с качелей, но Тристан остановил ее.

— Фе, вы знали его имя, — проговорил Тристан с упреком.

— Я… я объяснила уже… — запротестовала она. — Мой брат назвал мне его.

Тристан покачал головой:

— Нет, любовь моя, ваш брат не называл вам этого имени. — Он грустно улыбнулся. — Лорд Нэш не мог знать его. Если он, конечно, не был вовлечен в темные махинации с этим самым Горским. Имя Горского было известно только некоторым людям из министерства внутренних дел.

Внезапно до сознания Федры дошло то, что пытался объяснить ей Толбот.

Если она не скажет правду Тристану, то навлечет неприятности на себя и на Стефана. Собственно говоря, она уже и так привела беду к порогу дома. Оставалось только одно — признаться во всем. Разумеется, для нее это был не выход. Это абсурд. И тем не менее Федра уже начала обдумывать этот вариант.

Неожиданно на террасу выбежала стайка юношей и девушек. Музыка, как Федра внезапно обнаружила, уже снова смолкла.

— Больше никакой кадрили! — скомандовала весело Зоуи, возглавлявшая группу. — Пожалуйста, миссис Хэнкл, только вальс, вальс и вальс. И мы будем танцевать здесь, под звездами.