Ранним утром 21 апреля нерегулярные войска, которые, за исключением общего штурма, до сих пор посылали лишь на засыпку траншей, получили приказ собраться в Галате. У Михайловича появилось на этот счет дурное предчувствие, но он старался не слишком задумываться о происходящем. Новости о морском сражении дошли до сербских солдат, которые весь день засыпали канавы. Они, конечно, не могли высказать радость в открытую, но это была первая хорошая новость за долгое время.

Как обычно, им не было сказано, для чего приказано собраться в Галате. Но сербы догадывались: возможно, им придется заняться ремонтом кораблей, пострадавших в бою. Михайлович выстроил свои войска, проверил, все ли присутствуют, а затем они направились в Галату, обогнув оконечность Золотого Рога.

Когда Михайлович со своими людьми подошел к Босфору, то был удивлен странностью: султан и все его верховные министры находились там, вдали от главного лагеря, где им полагалось быть. Однако у командира сербов не было времени предаваться размышлениям: командующие всеми нерегулярными войсками были призваны, чтобы получить задание на день, а затем приступить к работе. Сербские солдаты Михайловича были поставлены на холмистом участке, поднимающемся от пролива Босфор.

Их первым заданием было отремонтировать и укрепить дорогу, идущую вдоль стены генуэзской колонии и чуть в стороне от нее. Дорога была проложена уже давно, она использовалась для передвижений османских войск. Но по какой-то причине ее необходимо было выровнять особенно тщательно — гораздо лучше, чем это необходимо для прохода людей и коней.

Закончив ремонтировать дорогу, сербы начали прокладку двух рельсов из дерева, принесенного другими солдатами. При осмотре работ Михайловичу пришло в голову, что это сооружение может быть использовано для транспортировки «Великой пушки».

Как только они закончили прокладывать рельсы, появился султан, осматривавший работы. За ним следовали советники. Они смотрели, как по деревянным рельсам толкали платформу с металлическими колесами, а также проверяли, достаточно ли крепка почва под рельсами.

Последний раз Михайлович видел султана так близко во время аудиенции в Адрианополе. Ему стало любопытно, узнает ли его Мехмед. Но султан даже не взглянул на сербского командира, стоявшего около рельсов. Правителя беспокоило только надлежащее выполнение работ. Выслушав отчет о результатах проверки, он, не оглядываясь, проследовал далее по дороге, поднимавшейся в холмы, — к следующему месту работы.

На следующий день, 22 апреля, нерегулярные войска были разбужены еще до рассвета. Они получили приказ собраться на том же месте, что и накануне. Однако у Босфора их ожидала совершенно иная задача.

Михайлович оглядывался, пытаясь понять, что им могут поручить. И тут он увидел происходящее. Оказалось, что турецкий султан, который был несколькими годами моложе его, использовал рельсы не для перевозки «Великой пушки». Они потребовались для переброски османского флота по суше в залив Золотой Рог.

Молодой сербский воин был не просто удивлен, он содрогнулся от ужаса.

У Мехмеда не было недостатка в людях или материалах. Он безо всяких колебаний полностью использовал их возможности. Деревянные рельсы были густо смазаны жиром животных. Колесные платформы соединили вместе, на них покоился вытащенный из моря корабль. Паруса его были подняты — попутный ветер, дувший от воды к холмам, заметно облегчал продвижение судна. Однако большую часть работы выполняли быки, запряженные попарно, которым удавалось тащить это невообразимо тяжелое судно.

Множество людей толкали корабли сзади, медленно продвигая их вверх на холм. Самая высокая точка Галатских холмов находилась на высоте шестьдесят метров над уровнем моря. Когда корабль достиг вершины, гребцы должны были занять свои места, после чего судно соскользнуло бы по таким же рельсам в залив Золотой Рог.

Когда первый из самых легких кораблей добрался до вершины холма, пушка, установленная у восточной стены генуэзского поселения, начала давать залп за залпом. Это должно было отвлечь моряков судов, находившихся в заливе, чтобы заставить их подойти к заградительной цепи. Одновременно турецкие полковые музыканты яростно забили в свои барабаны и задули в трубы, чтобы генуэзцы из колонии не услышали, как суда соскальзывают в воду.

Когда первый корабль был успешно затащен на вершину холма, радостные крики и рукоплескания послышались не только со стороны турок, но и от православных солдат из Восточной Европы. Все воспринимали происходящее не как военную работу, а как спортивное мероприятие, весело и блестяще исполненное.

За первым кораблем последовали еще семьдесят — один за другим.

Было немного за полдень. Часовой на стене, обращенной к Золотому Рогу, неожиданно издал душераздирающий крик. Когда сотоварищи подбежали к нему, чтобы понять, в чем дело, он не сумел даже подобрать слов, чтобы объяснить происходящее. Человек мог только кричать, показывая пальцем перед собой.

Часовые на кораблях, стоявших в заливе, заметили это примерно в то же время. Они, разинув рты и потеряв дар речи, смотрели на то, что случилось: один за другим корабли соскальзывали в залив Золотой Рог. И на каждом из них был поднят красный флаг с белой звездой и полумесяцем. С этого расстояния они выглядели как игрушечные суденышки, соскальзывавшие по желобу.

Но когда корабли достигали воды, их весла немедленно приходили в движение. Будучи спущенными на воду, суда маневрировали, выстраиваясь в ряд, чтобы защитить те, которые следовали за ними. Однако ошеломленным часовым показалось, что все происходит мгновенно. Некоторые из них спрашивали себя, не видят ли они сон наяву, не мерещится ли им это. Но флот, направлявшийся к западу от оконечности Золотого Рога у них на глазах, оказался вполне реальным.

Не прошло и нескольких секунд, как те же люди, что переживали столь чудесное чувство сплоченности после победы на море два дня назад, принялись обвинять друг друга в теперешнем несчастье.

— Султан наверняка узнал от какого-нибудь венецианца у себя в лагере о том, как пятнадцать лет назад на севере Италии венецианцы перевезли свой флот по суше из реки По в озеро Гарда, — говорили генуэзцы. — Несомненно, именно у них он и взял эту идею.

Венецианцы вовсе не собирались отмалчиваться перед лицом таких обвинений:

— В отличие от вас мы по крайней мере ясно заявили султану о том, на чьей мы стороне. Вы и впрямь думаете, что он приблизил бы к себе врага? К тому же всем известно, что у него есть тайные агенты среди генуэзцев в Галате, не так ли? Если султан действительно узнал о той стратегии, к которой мы прибегли в 1438 году, он, конечно, услышал о ней от одного из итальянцев, находящихся в турецком лагере, — либо от этого своего историка, либо от пользующего его медика Джакопо да Гаэта. Возможно, какой-нибудь генуэзец, с виду такой порядочный, пришел к нему и рассказал ему об этом. И потом, как возможно такое, что все эти работы происходили прямо у вас под стенами, но ни один человек не заметил этого? Мы можем лишь заключить, что вы всё знали, вот только нам не сообщили!