его во время допроса в Сыскной полиции в мае43. – Первым выйду я, ну а ты минут через пять, – запахнувшись в шинель, Чаров стал выбираться из прокуренного помещения. Шнырь тем временем допил свое пиво и, наблюдая украдкой за Лиховцевым, спустя считанные минуты проследовал за судебным следователем.

Переговорив с Кройцем, Казимир захотел уединиться в портерной, дабы обдумать сложившуюся ситуацию. Он надеялся, что неожиданное возвращение пана Станислава не помешает их отношениям с Катаржиной, однако ненавидящий взгляд женщины и неистовое желание избавиться от него больно ранили молодого человека и неотступно стояли перед глазами.

«Конечно, ей, как замужней даме, подобное разоблачение может сильно повредить, тем паче матушка догадывается о нашей связи, но куда подевалась эмансипированная, свободная от предрассудков и условностей брака натура Катишь?» – не мог найти вразумительного ответа он. То, что опытная в телесной любви и жадная до подобных утех полячка, воспитанная на французских извлечениях из «Камасутры»44 и «Метафизике половой любви»45, попросту воспользовалась им, категорически отвергалось Лиховцевым. Молодой человек безуспешно искал объяснения происшедшей в поведении любимой женщины метаморфозе, пока буфетчик не тронул его за плечо и, нагнувшись к самому уху, не прокричал о закрытии заведения.

Вернувшись на квартиру, Чаров долго соображал, как ему выстроить допрос Ржевуцких. Он решил устроить им очную ставку, но его мысли то и дело перескакивали на личность покойного Князя, и он не мог сосредоточиться на ясновельможной чете.

«Со слов Блока, подельник Журавского Ванька Решетов показал, что тот с важной дамой якшался. А вдруг эта та самая особа, кою Князь собирался встретить на Николаевском вокзале и по этому случаю просил коридорного себя разбудить? О том и запись в его блокноте имеется: „Инок Тать. Ник. вок. Вт. 24 сентября“, ежели за сокращением „Инок Тать.“ действительно некая инокиня Татьяна скрывается. А может вовсе ни некая, а известная в свете дама, решившая на время спрятаться от мирских глаз в обители», – вспомнил о чудаковатой и не в меру эксцентричной графине Закревской Сергей.

Как натасканный охотничий пес, он учуял добычу и теперь упорно продирался по петлявшему по чащобам непроходимого леса следу.

Глава 21. Герои и любовники

Пирогов благосклонно воспринял просьбу пана Станислава и, удалившись в пустующую аудиторию, осмотрел его рот.

– Диагноз, поставленный вам профессором Захарьиным, вынужден подтвердить. Касательно хирургического вмешательства: иссечь язву не составит большого труда, но гарантировать излечение в результате подобного вмешательства я не возьмусь, – смотря в глаза Ржевуцкому, сообщил он.

– Стало быть, операция бесполезна, господин Пирогов46, – не отводя взгляда, осипшим голосом вопросил пан Станислав.

– Многолетняя хирургическая опытность научила меня, что подобные саркоматозные и раковые опухоли, начинающиеся, как у вас, позади верхней челюсти, к моему великому сожалению, нельзя радикально удалить. Посему прибегнем к консервативно-паллиативному методу, возможно, это приостановит развитие недуга, – попытался успокоить поляка Пирогов и, вырвав из блокнота листок, назначил полоскания, льняные примочки нёба и смазывания язвы коллоидными растворами.

«Значит, шансов на выздоровление мало, вернее, их попросту нет», – прочитал горькую истину в мудрых глазах врача Ржевуцкий и вышел из исторического здания Двенадцати коллегий. «Однако времени у меня всяко довольно», – стиснув зубы, заставил себя приободриться пан Станислав и энергично зашагал к ожидавшему против центрального входа извозчику.

Пока дядя консультировался у Пирогова, Казимир поднялся к Катаржине под предлогом забрать оставленные фуражку и галстук, а заодно разрешить волнующие его проблемы.

– Сегодня еду на дачу к Кройцу и разузнаю, сколько там кизельгура, – теребя отданную фуражку (галстук он запихал в карман шинели), с тайной надеждой всматривался в лицо полячки студент.

– Хочешь попросить у него оной субстанции?

– Попросить, значит, много лишнего объяснять инженеру придется, – передернул плечами молодой человек. – Ежели количество диатомной земли, то бишь кизельгура, на его даче достаточное, незаметно отсыплю себе в жестянку, – он открыл портфель с пустой банкой из-под керосина и продемонстрировал ее Катаржине, – пропитаю его нитроглицерином, благо этого добра в лаборатории вдосталь, да в портфеле спрячу.

– А как быть с запалом?

– С этим я все продумал, главное, установить маршруты передвижений царя и назначить день покушения.

– Но где ты будешь изготавливать бомбу?

– Здесь у вас, – как само собой разумеющееся, произнес Лиховцев. – Дядя же с нами, – искренне удивился он странному вопросу любовницы.

– Стась, разумеется, с нами, но он обещал Зосе не втягивать тебя в разрушительный нигилизм, так твоя мать нашу борьбу окрестила. К тому же мастерить тут бомбу небезопасно. Не исключено, что за тобой ходит хвост.

– Хвост?! Вот еще, – возмутился самим допущением подобного факта Казимир.

– Хвост – не хвост, а всем нам следует остерегаться. Кстати, а вдруг ваша горничная пожалует, али сама Зося ненароком зайдет. Не отворять двери, конечно, можно, но это лишь усилит ее подозрения, – решила закруглить филерскую тему Катаржина.

– Глафира сюда без приказу не сунется, пустые страхи, ну а Зося… – беспечно ухмыльнулся студент и сделал рукой некое кругообразное движение, означавшее полнейшую фантастичность подобного допущения.

– А вот и непустые! – зашуршав платьем, Катаржина вытащила из-под висевшего в передней зеркала свернутый вчетверо лист. – На вот, полюбуйся, чай, почерк знаком тебе.

«Стась приехал с вокзала и остался у меня на гуся. Однако ж Казимир пусть скорее спускается».

– Значит, Зося о нас точно знает, а ежели вездесущая горничная свой любопытный нос в оный листок сунула, тогда и Глафира, – обескуражено проронил молодой человек и вернул записку.

– Мне она теперь ни к чему, для тебя хранила, – скомкав бумагу, Катаржина подожгла ее в пепельнице. – Так что свидания наши придется отложить, да и недосуг ноне этим заниматься.

– Не любишь ты меня! – нервно сфальцетил Казимир и поднял на Ржевуцкую исполненные отчаяния глаза.

– Но, Казик, рассуди сам, – положила на плечи молодому человеку свои нежные руки Катаржина. – Во-первых, Стась здесь; во-вторых, Зося все знает и может в любую минуту заявиться, коли тебя дома не найдет; а в-третьих, ты сам уж сказал. Нужно отследить маршруты следования царя, а это займет мое время.

– Можем встречаться и не здесь, однако ты знаешь, я готов завсегда объясниться с ним. Да хоть сегодня, буде пожелаешь! Да и… – осекся на полуслове молодой человек. Чувственные губы Катаржины запечатали его уста, и неукротимая волна желания заставила забыть обо всем.

– Стало быть, нанимаю квартиру в меблирашках. Мы ведь еще сорок поз из твоей чудесной «Камасутры»47 не испытали.

– А ты горазд считать! – со смехом отозвалась Ржевуцкая, поправляя кринолин и убирая перед зеркалом рассыпавшиеся волосы. Она решила оставить все как есть и не отказывать себе в удовольствиях со столь пылким и жадным до новых ощущений любовником.

На этот раз Чаров ожидал Шныря в кухмистерской, уговорившись с агентом, что тот приведет с собой сбежавшего из больницы Фрола.

– Значит, когда в сарай вошли, торчавший из банки шнур инженер поджег и тотчас со вторым человеком, что помоложе, наружу выскочил, а ты, мил человек, дальше ворон считал!

– Так оно и было, ваше высокоблагородь. Тока я ворон не считал. Есть за мной грех, на шнур тот искрящийся засмотрелся, аки маленький фейерверк он горел, а тут и рвануло…

– А тут большой фейерверк учинился! Я уж говорил господину Шнырю, – кивнул на агента судебный следователь. – Должен молиться на тех рыбачков, что тебя к фельдшеру отвезли, а уж он первую помощь оказал да в больницу тебя определил. Считай, боевое крещение ты получил. Стало быть, служить далее желаешь?

– Желаю, ваше высокоблагородь, – тряхнул русой головой Фролка.

– Раз так, будешь сызнова за студентом ходить, только уже не в одиночку, а в компании с господином Шнырем, дабы на практике премудростям наблюдательной науки обучиться и куда не надо нос не совать. А теперь обожди господина Шныря на улице, а мы с ним малость потолкуем.

– Рвется в бой парень, – усмехнулся Чаров, провожая взглядом удалявшуюся спину Фролки.

– Еще как рвется, ваше высокоблагородие! Ежели допрежь не убьют, как он в силу войдет да