Но ни о чем из этого доктор не узнал. После 22:36 у него уже не выдалось свободной минуты на то, чтобы проверить текст. Собственно, не выдалось свободной минуты уже ни для чего.

Кроме попыток выжить.

Сорок восемь часов спустя распознанный машиной текст речи Акоселлы, завершившейся невнятным бормотанием в микрофон, достиг компьютеров ССДН. Терри Макаллистер, Элизабет О’Тул и Джон Кэмпбелл, еще не ушедший, чтобы застрелиться, оказались в затруднении, пытаясь его разобрать.

И все же они могли сказать наверняка, что этот безумный отчет из Сан-Диего представлял собой рассказ очевидца феномена, о котором за последние два дня, по данным системы, было сообщено 300 642 раза. Они не были точно уверены, что в Сан-Диего произошел первый такой случай, но они продолжали искать. По крайней мере, двое из них в следующие четыре дня после того, как Кэмпбелл исчерпал свои силы, до тех пор, пока Элизабет О’Тул не посмотрела на Терри Макаллистера и с дрожью не проговорила:

– Мне правда кажется, что это конец света.

– Если это так… то какого хрена мы с тобой тут просиживаем? У меня дома есть хорошая текила…

В первые сорок минут после прибытия тела Джона Доу в прозекторскую Шарлин Рутковски, секс-бомба из Бронкса, без труда извлекла из него еще две пули и несколько жизненно важных органов. Ее движения были такими уверенными и ловкими, что ее можно было принять за официантку в «Карнеги Дели» на Манхэттене. Легкое («Ваш сэндвич, сэр»). Почка («Ваш гарнир»). Печень, селезенка («Приправы за счет заведения»).

Она бросила пули в лоток, с помощью скальпеля срезала образцы органов, которые засунула в герметичные пакеты, а сами органы поместила в отдельные мешки для патологоанатомических отходов. Всего таких мешков было с дюжину, они висели открытые на проволочных скелетах. Наконец, она добралась до сердца.

– Подожди, – Акоселла оторвал взгляд от своего блокнота. – Еще не все.

– Почему? – спросила препаратор.

– В него выстрелили четыре раза. Нужно найти последнюю пулю. Либо место, где она вышла. Нужно доказать, что ранения не были смертельными и умер он не от них.

– Значит, мы здесь потому, что полиция хочет от нас определенного заключения – смерть от пулевого ранения.

– Я хочу доказать, что они ошибаются.

– Почему?

– Потому что хочу поставить их в неловкое положение. Позлить. Потому что они засранцы. Да какая вообще разница?

– Так-так, давай правду.

Акоселла посмотрел на нее.

– Потому что они никогда особенно не задумываются, – ответил он, не скрывая раздражения. – Чертовы детективы видят мексиканцев с пушками и сразу думают, что на них можно все повесить! А теперь хотят, чтобы я доказал их правоту! Я не знаю, кто застрелил этого мужика, но я знаю, что… я мог спасти его.

Акоселла убрал свой блокнот, подошел к секционному столу, взял скальпель и пробоотборник и принялся копаться в плоти Джона Доу. Вскоре он воскликнул:

– Ага! – и с помощью пинцета вытащил окровавленный кусок свинца из ткани чуть ниже левой лопатки Джона Доу.

– Прости, – извинилась Чарли. – Я должна была сама найти.

– Главное, что мы вместе ее нашли, – Акоселла изучил повреждение. – Несмертельное. – Затем поднес зажатую в пинцете пулю к более яркому свету и улыбнулся: – Такая мелочь убить беднягу не могла.

– Так что тогда ты думаешь? – спросила Шарлин. – Сердечный приступ?

– Похоже на то, – отозвался Акоселла.

– А больше-то и нечего, да? Раз все ранения несмертельны. А он старый, совсем не в форме. Да его и ребенок в хеллоуинском костюме мог бы до смерти испугать. А тут четыре пульки из «узи»? Ну уж нет! Сердечный приступ. По-любому.

– Либо мы оба правы, либо оба ошибаемся. Возможно, был шанс его реанимировать.

Они поработали над трупом еще минут пятнадцать или около того, пока Акоселла, осмотрев все повреждения, не пришел к заключению, что ни одна из пуль «узи» не стала причиной летального исхода. Тогда он дал Шарлин разрешение извлечь сердце, а сам вернулся к блокноту.

Когда она принялась за работу резекционным ножом, доктор нажал на кнопку своего микрофона и проговорил:

– Причиной смерти не являлось – повторяю, не являлось – пулевое ранение. Продолжаем осмотр сердца. Проверка наличия окклюзии. И кардиомиопатии, – он отпустил кнопку и проговорил тише, не для отчета – то ли самому себе, то ли Шарлин: – И не только левого желудочка. Тут может быть аритмогенная кардиомиопатия правого. Или врожденное патологическое состояние. Синдром Бругада.

Через несколько минут Чарли осторожно вынула сердце Джона Доу из грудной полости. Но не успела она положить сердце в лоток для изучения, как орган выскользнул у нее из рук и с шумом упал на пол. Она просто выпустила его. А затем чуть не лишилась и рассудка, когда выпотрошенный труп на столе начал шевелиться.

Сам по себе.

Акоселла тоже заметил движение.

– Иисусе, – пробормотал он едва слышным шепотом – скорее повинуясь рефлексу, чем из религиозных убеждений. Затем перекрестился и добавил, теперь более громко: – Madre de Dios[44].

– Сколько… – начала Чарли дрожащим голосом, – через сколько после смерти еще могут быть мышечные сокращения?

– Бывали случаи…

Он умолк, когда труп открыл глаза и, повернув голову на голос Акоселлы, уставился прямо на доктора. Из-под обвисших век смотрели мутные, будто покрытые слизью, глаза. Радужки, некогда имевшие цвет черного кофе, теперь напоминали своим оттенком мокко[45], разбавленный каким-то мертвенно-бледным молоком.

Акоселла стоял в семи футах от трупа, но мертвые глаза были сфокусированы на точке, находящейся намного дальше. Казалось, они смотрели сквозь доктора, на нечто маячившее на горизонте. Труп скорее не видел человека, а лишь ощущал его присутствие. Акоселла почувствовал что-то вроде пробежавшего по коже холодка, но куда более неприятное. Будто вместо крови в его венах вдруг оказалась ледяная вода.

– Это… это все на самом деле происходит? – спросила Чарли, и дрожь в ее голосе теперь стала еще сильнее. Акоселла не ответил. Зато ответил Джон Доу – по-своему. Он снова повернул голову, на этот раз привлеченный голосом девушки, и вперил в нее своей пустой взгляд.

«Потанцуем?»

Ничего подобного труп не говорил, но Шарлин все равно услышала это.

Райан Браун

Райан Браун – автор популярных романов «Притворяясь мертвым» и «Разморожен и сыт по горло». Он вырос в Техасе, а теперь живет в Нью-Йорке с женой и сыном.