носу и с криком отшатнулся: на её растрескавшихся губах застыла улыбка, а из чёрных пустых глазниц катились кровавые слёзы размером с большие виноградины, живот сдулся и на его месте по платью расходилось багровое пятно.

На полу корчился вопящий новорожденный. Он перевернулся на живот, привстал и, взвизгнув, упал навзничь в смотровую яму. Девушка ахнула и пошла на детский крик. Толян схватился за голову и выбежал из гаража. Девушки на улице лежали без движения. На фоне снега их пустые глазницы чернели, как пулевые отверстия. Рядом с каждой копошился орущий бьющийся младенец. Толян сел на корточки и сдавил виски:

— Заткнитесь! Заткните их!

— Вы мне?

Толян поднял голову. Перед ним стоял босой молодой человек с пшеничными волнистыми волосами и огромными голубыми глазами, одетый в серые замызганные дерюжьи лохмотья — длинную рубаху и брюки по щиколотки. Губы его шевелились, но Толян слышал только шипение и отдельные слоги:

— Вы меня… заты… лько… вре… ни… Я… твоя… сов… тол…

В гараже мелькнула тень.

— Куда, лять, попёрлась! — Толян бросился за девушкой, спускающейся на ощупь в яму.

Пока он добежал, она уже вошла в погреб. «Где ребёнок?» — успел подумать Толян и влетел следом. Поскользнулся на грибах, упал на спину и заскользил вниз. Толян раскинул руки, и они по локоть ушли в мягкую слизь, полную упругих комков. Скольжение прекратилось.

— Что это?! — Толян выдернул дрожащие руки и оглянулся. — Не понял!

Дверь погреба маячила ярким пятном метрах в пятидесяти. На стенах узкого тоннеля играли тусклые блики. Отовсюду слышалось монотонное причмокивание. Впереди раздался раскатистый металлический скрежет. Перед ногами Толяна тьма расступилась и открылось необъятное пространство, наполненное идущими сверху вниз белёсыми нитями, бледно светящимися изнутри — от тонких, как струны, до толстенных, как корабельные канаты. Нити подрагивали, гудели и мерцали. Некоторые свивались в корявые бессмысленные символы, а иные — в пугающие безобразные рожи. Толян упёрся в пол руками и царапал его, сжимая и разжимая кулаки. Мякоть раздавленных грибов сочилась сквозь пальцы.

— Что это, ля-ять! — завизжал Толян.

— Эта грибница — ты, Толя. — Толян узнал голос светловолосого парня. — Мицелий мерзости твоего разврата. Бледные гифы, питающие зловонные плоды духовного обнищания соками твоих непотребств. Ты отравил немощных заблудших овец, пряча горечь порока за сладостью плотских удовольствий.

— Бледные… что? — Толян крутил головой, боясь обернуться и соскользнуть в пропасть. — Чё ты буровишь? Глянь-ка, в полный голос заговорил!

— Ты меня столько времени затыкал…

— Встать помоги! — Толян решился-таки развернуться.

Вместо гладкого спуска, вверх теперь вела каменная лестница. Толян на четвереньках прополз две ступени и встал. По телу пробежала крупная дрожь отвращения: со стен презрительно таращились сотни человеческих глаз, среди которых колыхались сосущие пальцы младенцы.

— Ща! — Толян вспомнил про бензовоз у сторожки, оттолкнул парня и ринулся наверх.

Прыгая через ступеньку, он поскользнулся и, не успев выставить руки, со всего маху приложился щекой о край ступени. Подвывая и сплёвывая выбитые зубы, Толян поднялся и на полусогнутых засеменил дальше.

*

— Анатолий, бензином эту грязь не выжечь! — голос светловолосого окреп и звучал всё отчётливее. — Тут что посильнее требуется!

— Что? Напалм? Ядрёная бомба? — усмехнулся Толян.

— Осознание и раскаяние.

— Да отвали ты! — Толян открыл дверь тягача и залез в кабину.

— Не впервой мне терпеть от тебя гонения. Но ни одно слово без ответа не остаётся, — парень уже сидел рядом.

— Впервой не впервой, да я тебя, лять, впервой вижу, — бубнил Толян, шаря руками под рулём.

Ключи оказались в замке. Толян выжал сцепление, включил зажигание.

— Толя, остановись, — парень коснулся руки Толяна.

Толян дёрнул плечом и повернул ключ. Стартер пару раз провернул коленвал и затих.

— Вот видишь, это знак, — не унимался светловолосый.

Толян снова повернул ключ. Двигатель чихнул и забормотал басовитым дизельным рокотом.

— А?! Понял?! — радовался Толян, яростно выкручивая руль.

Лавируя между телами по проездам и переулкам, Толян делал вид, что не видит красных брызг из-под колёс и не слышит стоны и визги под днищем. Подъехав к гаражу, он накинул на патрубок насоса под цистерной гофрированный рукав, нарастил его вторым и опустил конец получившейся кишки в смотровую яму. Насос забухтел, и горючее с тугим плеском хлынуло в погреб.

— Лять! Ласточка! — Толян бросился к гаражу Семёныча.

*

— Семёныч! Выгоняй тачку! — Толян влетел внутрь. — Твою ж мать!

Семёныч сидел опутанный колючей проволокой на ящике с инструментами, приваленный спиной к верстаку. Рядом топтались три голых синюшных мужика. Один удерживал голову Семёныча запрокинутой. Второй — левой рукой поднял вверх зелёную резиновую клизму, похожую на грелку, а правой засовывал шланг от клизмы Семёнычу в рот. Третий откупоривал бутылки с коньяком и выливал содержимое в клизму. «Вот и хрен с ним», — Толян тихо открыл дверцу машины. Опять повезло — ключи в замке. Отогнав машину к сторожке, Толян бегом вернулся в свой гараж.

*

Как назло, спички отсырели. Сколько Толян не чиркал, они шипели и не загорались.

— Толя, остановись, тебе надо домой, — светловолосый развернул Толяна к себе.

Толян вгляделся в голубые глаза парня и вдруг почувствовал себя космическим мусором.

— Да кто ты вообще такой? — Толян хотел боднуть парня в лицо, но не достал.

— Я — твоя совесть, Толя! — Парень снял с себя посветлевшую рубаху и надел на Толяна.

Запутавшись в дерюге, Толян кое-как высунул голову. Светловолосого будто и не было.

Очередная спичка нехотя вспыхнула и подпалила поднесённую ветошь. Тряпка радостно занялась и разгорелась. Толян бросил горящий лоскуток в яму и с опозданием подумал, что надо было сделать бензиновую дорожку, хотя бы до ворот.

Из ямы вырвался голубой огненный шар. Разрастаясь, он отбросил крышу и уронил стены, словно камни домино. Пол задрожал и пошёл трещинами. Над гаражами взвился огненный столб, развернулся вширь и превратился в демона, высокого, как небоскрёбы, которые Толян по телику видел, рогатого, с надменной ноздрястой мордой. В его теле, внутри бушующего пламени, мелькали кирпичи, плиты перекрытий, машины и люди. Демон открыл рот, обнажив дымящиеся кривые зубы, и оглушительно загоготал, передразнивая:

— Твоя совесть, Толян!

С этими словами демон обрушился на Толяна и поглотил его огненной плотью.

*

Тьма навалилась на грудь и мешала дышать. Вцепилась в руки, опутала затёкшие ноги, сдавила горло. Сознание возвращалось медленно, вползая в голову, как улитка на камень. По лицу струилась вода, нос чесался. Толян напрягся, попытался встать. Гнёт на груди полегчал. Приоткрыв глаза, Толян понял, что лежит на ближайшем к гаражам терриконе «Раздольной». Шёл дождь. Глина, запечатавшая ноги, размокала и становилась податливой. Вскоре Толян высвободился, поднялся чуть выше по склону и